…А потом — этот звонок. И кто бы знал, что творилось в его душе, когда ехал к ней… Звонок встревожил по-настоящему. И даже не то, о чем сказала Ксеня — сказала она не много. Но что решилась позвонить, — значит там всерьез, значит по-другому уже никак нельзя было. Арвид достаточно повидал в жизни. Кто-кто, но только не он мог позволить себе надеяться, что все как-нибудь еще само собой «рассосется». Ксеня сделала лучшее, что могла предпринять в этой ситуации.
Арвид чуть улыбнулся: Ксюша… девочка… какая она все же умница… Боялся встречи. За нее боялся, за Олега. Сможет ли она ни взглядом, ни словом, ни голосом… Это жестоко — так испытывать ее. И когда он дал себе слово никогда больше не видеть беспредельно любимую, желанную… — он хотел избавить ее именно от этого. Если бы не звонок… А если у нее не хватит сил? Тогда он должен будет все сказать брату? «Брат, я полюбил впервые в жизни, я схожу с ума от любви к твоей жене»? Это — не жестоко? Впрочем, может быть, для Ксени он уже ничего не значит? Мысли, мысли… как обрывки спутанных нитей. Осаждали, мучительные, непрошеные.
Арвид вздохнул долго. А Олег счастлив, это так явно. Арвид помотал головой — ненормально все это, зачем так? за что им такая любовь? Ксюша… милая, желанная, не его… и такой всегда останется… Снова вырвался длинный вздох. Арвид тряхнул головой, прогоняя мысли о Ксении — довольно! Приказал себе спать. Его учили быстро засыпать в любой обстановке — очень важно уметь дать организму полноценный отдых и вовремя восстановить силы. Но сейчас Арвид не хотел заниматься дыхательной гимнастикой, волевым самовнушением и прочими методами саморегуляции. Не совмещались эти хладнокровные приемы с Ксеней, с Олегом…
Арвид не заметил, как заснул, но спал недолго. Как будто толкнуло что изнутри — он резко открыл глаза. Прислушался — темнота была покойной, сонной. Арвид расслабился, взглянул на часы. Полчетвертого. Часа два всего спал, а сна ни в одном глазу. Странно — инструктор приснился… Наверно, как продолжение разговора с Олегом. Надо же, будто благословил… Спасибо тебе, Батя. Вот кому не грех отдать бессонный час ночи.
Инструктор называл его Гусаром. Арвид давно, еще со времен армейской службы чувствовал — то, что они выполняют по приказу, часто бывает довольно мерзким делом, нечем тут гордиться. Поэтому, когда приходилось называть свое имя, у Арвида возникало ощущение, что тень ответственности за его деяния начинает нести и отец, и Олег, и даже мама. И он перестал называть себя без нужды, а иной раз пользоваться «псевдонимом». Так было и с тем случайным соседом по столику в ресторане, которому по пьяному делу он, всегда сдержанный, неожиданно сказал о себе больше, чем надо. Однако имя все же не прозвучало.
Когда имя спросили в Центре, Арвид глянул дерзко:
— Работать на вас я буду, или имя-фамилия?
И вместо имени ему молча вписали в личное дело: «Угрюмый».
Но Батя называл его иначе. Хотя гусарского в нем вроде бы и не было ничего — ни лихости, ни черных усов, ни побед альковных. Да и звучала эта кличка вроде как насмешкой. Вопросы там не поощрялись, но однажды в добрую минуту Арвид спросил — почему Гусар?
— А ты по натуре гусар. Во-первых, их военное племя, как и твое, было обособленно от остальных служак. Гусары верой и правдой царю и Отечеству служили — и ты служил. Скопидомство презирали: и жизнь, и последнюю копейку — другу, не рассуждая. Вот великодушие, — это доблесть, даже к врагу, когда он повержен. Твое это? Твое, Гусар, не отбросишь. Только вытравим мы это дерьмо из твоей натуры. Не можешь ты другу жизнь отдать, жизнь — дело святое, она делу принадлежит. Если дело на втором месте, ты сам дерьмо, а никакой не профессионал. Ну, а к врагу великодушным будешь только до тех пор, пока спиной к нему не повернешься, потом ты уже никакой не будешь. Понял, Гус-с-сар?
Сам инструктор избытком великодушия не страдал. Позже Арвид узнал, что инструктор долго был с «Черными всадниками», это сказало о нем почти все. Арвиду доводилось уже встречаться с бойцами, работающими в этом стиле. Из любой, самой «нежной» отработки они умудрялись выйти в жесткий контактный спарринг. Эта родовая бурятская борьба переходила из поколения в поколение едва ли ни со времен Чингисхана. «Черные кентавры» — было бы точнее, потому что название стиля расшифровывают так: ноги — боевой конь, руки и туловище — всадник, чернота — цвет ночи. Пока они не выходили на ковер, парни эти вроде ничем и не отличались от остальных, а все же были заметны — может быть, глаза выдавали их особое отношение к миру. Слепое, безоговорочное подчинение «сенсею», сам стиль борьбы был несовместим с добротой, доброту он из человека вытравливал, делал его зверем.
Их, всадников, называют еще «волчьей стаей», потому что в драке они стараются разбить противника на бойцов-одиночек, и потом добивают по одному. Единственный шанс выстоять против них — стоять спина к спине, прикрывать друг друга, иначе разорвут. С таким «волком» и свела судьба Арвида.
Вот уж чья внешность была совершенно обманчива… Когда Арвид впервые увидел его, подумал, что этот субтильный тип гражданской наружности — преподаватель какого-то теоретического курса. Он был чертовски хорош. Женщины, вероятно, сходили по нему с ума. Поджарый, с великолепной осанкой, он излучал прямо-таки голливудское обаяние. Его красивая седая шевелюра всегда выглядела так, будто он только что вышел от модного парикмахера. Одевался великолепно. Он и на «рукопашку» при галстуке являлся. И работал, как артист, едва ли не двумя пальцами, а выбитое оружие аж свистело, пистолет черной грампластинкой крутился в воздухе.
На первом занятии Арвид оказался жестоко избитым. Он, разведчик спецназа, считавшийся отличным бойцом, не смог провести ни одной атаки. С горем пополам прикрывался блоками, большинство из которых инструктор просто сминал, ломал, и непонятно было, откуда столько силы в этом худощавом человеке. А уж его дьявольская, неуловимая ловкость… Его уникальный боевой стиль был совершенно незнаком Арвиду, что-то среднее между русской плясовой и восточными единоборствами. Смесь получалась гремучей. «Тренировка» закончилась, когда Арвид не смог подняться. Инструктор оставил его лежащим на полу, «приободрил» на прощание:
— Через месяц позволишь себя так же отделать, хренов спецназовец, уйдешь отсюда по-английски, не прощаясь.
Через месяц Арвид выстоял до конца. Но до главного боя было еще далеко. Потом, гораздо позже того дня, когда Арвид получит по нему зачет, инструктор, усмехнувшись, скажет, что такого экзамена он еще никому не назначал.
— Почему мне? — спросит Арвид, потому что тогда они уже будут на равных. — Я не лучше и не хуже.
— Верно, — ответит инструктор. Помолчав, вдруг добавит непонятно: — Платим за все. За ошибки — вдвойне.
— За что я должен платить? И чем?
— Дай Бог тебе этого не узнать, — усмешливо скажет Инструктор. — Только это едва ли… «Угрюмый», — это ведь не твое.
— А что мое? «Гусар»?
— Нет. Теперь уже нет.
Многое из того странного разговора Арвид поймет гораздо позже…
Ни один из курсантов не знал, что после двух месяцев пребывания в Центре, происходит окончательное определение его судьбы, — распределение в один из четырех профилей. Различались они степенью сложности — Центр выпускал профессионалов разного уровня. Курсанты первых трех профилей не имели ни малейшего понятия о существовании еще одного, как и о том, что в Центре находится еще группа курсантов. Они были невидимками. Впрочем, не только для тех, кто обучался на нижних «этажах», от друг друга тоже — обучение было индивидуальным.
Арвид не мог знать того, что случилось при обсуждении его кандидатуры. После того, как высказали свое мнение все, кто работал с ним в эти два месяца, директор Центра подвел итог:
— Результаты оценочных тестов курсанта перед вами. Как видите, по всем он или достиг максимальных оценок, или приближается к ним. Мое предложение — обучение по четвертому профилю. Есть другое мнение?
Через короткую паузу несколько голосов подтвердили:
— Несомненно, четвертый профиль… Да, я согласен… Другого мнения и быть не может…
— Есть, — сказал инструктор.
— Обоснуйте свое мнение. Вы же только что дали ему прекрасную оценку.
— Верно. Но его внешность. Разве мы больше не принимаем в расчет внешние данные?
— Но здесь уже прозвучало мнение о его актерских способностях. Этот курсант нам идеально подходит. А маленький изъян, о котором вы говорите, с лихвой перекрывают остальные достоинства.
— А ему в глаза вы смотреть можете? Зачем нам нужен человек с такой визитной карточкой? Его же в любой толпе опознают. У него глаза убийцы.
— У них у многих такие глаза.
— Такие — нет. Неужели ни у кого мороз по шкуре не идет от его взгляда? Ему на Мосфильм, серийных убийц играть…
— Или героев-любовников, — улыбнулась молодая, элегантная блондинка.
— Психолог? Продолжайте, — попросил директор.
— Разумеется, некоторая проблема есть, — снова заговорила женщина. — Но у кого из этих парней их нет? Мы как раз и учим их справляться с подобными проблемами. Он сумеет контролировать себя, я уверена. Да он уже и теперь умеет такие декорации поставить — какой убийца, о чем вы говорите?
— Он нам нужен. Человек с такими способностями, с таким уровнем подготовки! И вы хотите отказаться от него? Я не понимаю вас. Вы все же хотите голосовать против?
— Нет, аргументы весьма убедительны. Я проголосую «за».
Инструктор был недоволен собой. Да он и не совсем понимал себя — зачем высунулся? Неужели надеялся, что парню дадут отвод? Поздно. Для него все определилось в ту минуту, когда попался на глаза вербовщику. А жаль.
Он давно жил по собственному кодексу поведения, который мало имел общего с
общечеловеческим. Он был эгоистом. А кто видел альтруиста хоть раз в жизни? Другие люди существовали для него лишь в той степени, в которой он в них нуждался. А из-за этого парня в душе закопошились какие-то совершенно нерациональные, бессмысленные чувства. Он и не знал, что еще способен на подобные чувства. Сколько прошло через его руки за столько-то лет? Что он чувствовал к ним? А что чувствует кузнец, когда, то раскаляет меч в огне, то погружает его в холодную воду? Уж точно не жалеет. Точно так и инструктор закалял своих учеников, проводя их через боль, изнеможение, горечь поражения, отчаяние и усталое удовлетворение победителя. В свое время учителя провели его через подобное же. Как меч оттачивают для боя, так он оттачивал их мастерство убивать. Но мечом не вспашешь поле, не построишь дом… Так же точно и у этих парней после выхода из Центра оставалось лишь одно предназначение. И инструктор ни разу не озаботился их дальнейшей судьбой. Ему и в голову не приходило задуматься о том, что здесь, в Центре они окончательно теряют возможность жить нормальной жизнью — любить, иметь семью, детей. Пока не пришел к нему на занятие этот парень с ледяными, бесстрастными, но не мертвыми, глазами. Инструктор и сам не знал, чем смутилась душа его. Знал одно — он не хочет делать с этим человеком то, что делал со всеми другими, кто был до него. И осознавал бессмысленность этого желания. И строил занятия с ним особо жестко, не как с другими. Может быть, хотел доказать себе, что не стоит парень того, чтобы терять из-за него душевное спокойствие…
Учебка снилась редко, как и война… Наверно, срабатывали какие-то предохранители в подсознании. А инструктор, вообще, первый раз приснился.
«Так благословил ты меня, Батя?»
У Олега были утренние тренировки. Он поцеловал Ксюшу и уже на ходу сообщил Арвиду, что через три часа опять будет дома. Ксения тоже собралась идти на работу и, излишне озабоченная, нервно суетливая, торопилась дать Арвиду последние наставления.
— Смотри сюда, — открыла она холодильник. — Вот здесь кастрюля, захочешь есть…
— …непременно разогрею, — подсказал ей Арвид и остановил: — Постой. Тебе надо остаться дома.
Озадаченная Ксеня медленно прикрыла дверцу холодильника.
— Ты можешь несколько дней не ходить на работу?
— Но почему… Да… могу, у меня есть дни…
— Пойди, позвони и скажи, что берешь отгулы.
Не задавая больше вопросов, Ксеня сняла трубку. Коротко переговорив, снова вопросительно посмотрела на Арвида, будто ожидала дальнейших его указаний.
— Считай себя под домашним арестом, — улыбнулся он.
— Мне нельзя выходить из дому?
— Да, именно. Но это только предосторожность, не более…
— От чего? Что происходит?
— Я тебе все расскажу. Чуть-чуть позже, ладно? Сейчас мне надо уйти ненадолго. Но когда вернусь, я обязательно все тебе объясню. Только не придумывай себе жутиков, ничего ужасного не происходит. Я ключ возьму, ты не против?
Арвид поехал на автовокзал. Вчера там, в одной из ячеек камеры хранения он оставил небольшой чемодан довольно невзрачного вида. В действительности же это был замечательный чемодан, прочный, с надежными замками, чуть ли не переносной сейф. А если принять во внимание его содержимое, — то и, вообще, уникальный.
Этот чемодан был, во-первых, арсеналом Арвида с довольно широким выбором оружия. Собственно говоря, Арвид умел любой предмет мгновенно превратить в убойное оружие, даже лист плотной бумаги — человек, создание хрупкое. Когда Арвид слышал о жертвах хулиганов или насильников, он с сожалением думал о том, что лишь страх и психологический барьер не позволили человеку изо всей силы ткнуть, например, ключами в глаз подонку. А ведь и острые ноготки наверняка имелись, а то и каблуки-шпильки. Невинными жертвами становились те, кто были слишком «человеками», даже инстинкт самосохранения не смог превратить их в зверя, защищающего свою
жизнь когтями, зубами.
Во-вторых, в чемодане имелись средства, которые используют до того, как возникает необходимость применять оружие: средства маскировки, сбора информации…
Были здесь и медикаменты. Набору их мог позавидовать заведующий средней руки аптеки — кое-какие названия он разве что в проспектах читал, а в руках даже держать не приходилось. При помощи своей «аптеки» Арвид мог не только быстро избавиться от простуды, воспаления, отравления, но и, после курса специальной медицинской подготовки, извлечь из собственного тела пулю, «зализать раны». Имелись здесь сильные психотропные препараты, атарактики — «обесстрашивающие» вещества, снимающие напряжение, тревогу, страх…
Все прочее было столь же экзотично для, ничем внешне не примечательного, чемоданчика.
…В кабинке платного туалета часть купюр из плотной пачки в банковской упаковке перекочевала в карман легкой куртки-безрукавки. Потом Арвид извлек небольшой полиэтиленовый пакет с документами — несколько комплектов на разные имена. Никакой липы и фальшивок Арвид не держал — не хватало проколоться на такой ерунде! Все документы были подлинными. Он выбрал паспорт, соответствующие ему водительские права, подумал и аккуратно закрыл чемодан. Через несколько минут этот «ларец сокровищ» был водворен на место.
Еще примерно через час Арвид стал владельцем «Жигуленка», который давно уже утратил свой лоск, но был еще надежен и вынослив, чем во всех отношениях устраивал нового хозяина. Арвид уже привык к тому, что ему не надо особо-то соизмерять свои желания с толщиной кошелька. Вначале «карьеры» ему доставляло удовольствие отсутствие унизительной зависимости от того, сколько шуршало в кармане. Нравилось расплачиваться без мысленного подсчета — а сколько там осталось? Хотя он и раньше не слишком утруждался планированием своих финансов: один, без семьи, не обремененный заботами о завтрашнем хлебе. Сегодня есть — и прекрасно. Завтрашний день? Так разве не учил Иисус: «Живите, как птицы».
Сейчас он, не задумываясь, тратил то, что платили ему за его редкое мастерство и смертельный риск. Сумма скопилась весьма и весьма приличная. Сложилась она оттого, что, вкусив от жизни «на широкую ногу», Арвид быстро пресытился, тем паче, что и профессия не позволяла предаваться «излишествам», и он стал обходился минимальным, лишь время от времени позволял себе сбросить напряжение. А в последние несколько месяцев, с тех пор, как «Приют» стал его домом, Арвид и забыл, когда в последний раз заглядывал в свой загашник.
Он еще помотался по городу, пока не приобрел все, что хотел. Оставив машину в подземном гараже неподалеку, он на троллейбусе вернулся домой.
Ксеня выглянула из кухни, коротко улыбнулась ему.
Она пыталась занять себя, свои мысли и время тем, что решила выбрать из книги «О вкусной и здоровой пище» самые замысловатые блюда (соизмеряя их с домашними припасами) и приготовить невиданный обед. Выбрать — получилось, а вот чтобы полностью занять себя этим — не очень.
Ксения морщилась, уличая и упрекая себя в том, что в последние сутки стала неестественно суетливой, излишне предупредительной и столь же неловкой. Она услышала голос Арвида: «Ксюша!» и вздрогнула так, что уронила нож. С укоризной себе покачала головой: «Кошмар! — И попыталась со всей решимостью приказать: — Немедленно прекрати психовать!»
Арвид указал ей на новый телефонный аппарат.
— Я другой телефон поставил. С определителем номера. Как только еще раз позвонят, у нас будет их телефон. При любом звонке нажимай вот сюда и записывай номер.
— Со мной не говорят…
— А нам и не надо, чтобы говорили. Номер все равно будет.
Ксеня провела рукой по лицу.
— Ох… Я что-то совсем плохо соображаю…
Арвид улыбнулся ободряюще.
— Объясни мне… ты обещал…
Он кивнул, но с ответом медлил.
— Слова выбираешь? — тихо сказала Ксеня. — Не надо. Я вижу, чувствую — плохо.
— Не на столько, как ты думаешь, — засмеялся Арвид. — У Олега из-за клуба возникли проблемы. Шпанята местные положили на него глаз — хотят, чтобы Олег их тренировал. Он отказался, но им туда очень хочется, и они начали давить на него.
Ксеня смотрела с ожиданием.
— Все, — пожал плечами Арвид.
— Это не все. Что еще?
— Все, — как можно убедительнее сказал он. — Ну, вцепилась глупая шавка в штанину, — не надо возводить это в глобальную проблему.
Он видел — Ксеня не верила ему. Но она промолчала, только вздохнула. Арвид улыбнулся:
— Ну, что ты?
— Зачем тебе их номер? — она кивнула головой на телефон. — Что ты хочешь делать?
— Хочу им сказать, что Олега надо оставить в покое.
— И они тут же тебя послушаются! Арвид… мне страшно!
— А ты уезжаешь в «Приют».
— Ни за что! Никуда я не поеду от вас!
— Ах, вот так, да? — рассмеялся Арвид. — Значит, у меня на одну боевую единицу больше?
— Не смейся, — с досадой проговорила Ксюша. — Я никуда от вас не поеду.
— Пока, — улыбнулся он. — Когда же надо будет уехать, я скажу.
— Нет… — протестующе начала она.
— И тогда тебе в голову не придет возражать мне, — сказал Арвид, и глаза его стали жесткими.
Она испуганно вскинула глаза. «Возражать?» — в это мгновение Ксеня поняла, что, действительно, и мысли не придет возражать его воле, уверенности… вот такому голосу. С ней никто никогда так не говорил… и она считала себя довольно независимой, даже, честно сказать, своевольной. Но за одной лишь фразой Арвида она почувствовала такую его силу и уверенное спокойствие, с чем соперничать не решилась бы. И с пронзительной очевидностью Ксения поняла, что женщина может быть счастлива, покорясь, доверяясь этой силе, что в сокровенных глубинах женской души лежит тоска по такой покорности…
— Арвид, не надо, — почти прошептала она, а в глазах ее было: «Пожалей ты меня, ради Бога…»
…Ее смех, улыбки, оживление могли обмануть Олега, — известно, влюбленные, как все счастливые, слепы, — но не Арвида. С самой первой минуты он чувствовал ее растерянность, подавленность, в каждом движении угадывал тщательно скрываемую неуверенность. Арвид видел, что она избегает оставаться с ним наедине, старается не встречаться с его глазами. Он понимал ее и помогал, как мог. Но в этой фразе, сейчас, намеренно позволил прозвучать иному к ней отношению — просто брат мужа не имел бы права так сказать.
— Ксюша, — проговорил он, и голос его теперь был таким мягким и теплым, что у Ксении обмерло сердце. — Девочка моя … — ее испуганные глаза умоляли не продолжать, но он тихо сказал: — Ничего не изменилось, я люблю тебя, девочка моя золотая… я люблю тебя больше, чем прежде… Но это уже не имеет никакого значения. Не бойся меня, не смотри так. Я не растревожу твою душу ни сейчас, и никогда позже. Я виноват перед тобой за то, что возник в твоей жизни. Но как это исправишь? — Он грустно улыбнулся. — Прости меня. Ты — жена моего брата. Так есть и так будет. — Ксене показалось, что она оледенела, — не смела и не могла поднять голову. Она не видела, как по лицу его пробежала гримаса боли, Арвид на мгновения прикрыл глаза. Потом неловко улыбнулся и заговорил снова, но голос теперь был иным, без той особой теплоты и нежности: — Сейчас ты еще и союзник мой. Значит, будешь во всем помогать мне. Не так ли?
Она кивнула, прикусив губку, не поднимая глаз — боялась, что губы задрожат, и не хотела, чтобы Арвид это увидел.
Приехал Олег. Нисколько не удивился тому, что Ксюша дома, лишь по-мальчишечьи обрадовался и пришел в восторг от накрытого ею стола.
За неторопливым, долгим обедом братья шутили, хохотали от души, и Ксене не надо было претворяться — она тоже искренне смеялась их шуткам. Она даже подумала, что, может быть и вправду, ничего страшного не происходит, и чего это она всполошилась — у Олега прекрасное настроение, у Арвида тоже, будто других забот нет, как радоваться жизни и нахваливать ее блюда. Она пыталась расслышать фальшь в их голосах и смехе, перехватить их взгляды друг к другу и увидеть в глазах другие, подлинные чувства… Но тщетно. И Ксеня поверила на короткое время в то, во что ей очень хотелось поверить.
А примерно через час, после того, как Олег снова уехал в свой клуб, зазвонил телефон. Ксения остановилась в дверях комнаты, вопросительно посмотрела на Арвида. Он указал глазами на аппарат, встал рядом.
Несколько секунд она молча слушала, потом взгляд ее метнулся к Арвиду, она испуганно переспросила:
— Что?.. Вы перепутали номер?..
Арвид нажал клавишу, и на всю комнату зазвучал мужской голос:
— …вот так и спроси его: «А как мы дальше жить будем, мой котик». Потом мне расскажешь, — и пошли короткие гудки.
Арвид высветил на маленьком табло цифры. Ксеня смотрела на него с тревожным ожиданием. Он забрал трубку из ее руки, положил на место. Она провела языком по пересохшим губам. Сморщилась болезненно:
— Какой противный голос!
— Угрозы — гадкая вещь. Ксюша, ну же… — он двумя пальцами тронул ее за подбородок, заставил поднять голову. На ресницах ее дрожали слезинки. — Скажи, кому ты больше веришь — этому противному голосу или мне?
— Не знаю… Ты не сказал мне правды… Господи, Арвид… это никакие не шавки! Это же нелюди! Я боюсь за вас…
— Ну… — Арвид беспомощно развел руками, — тут никакие мои слова не помогут, да? Но попробуй понять, поверить — у меня, у Олега страха перед ними нет. Все это неприятно, но не более. Я уверен, мы с ними договоримся.
— Как?! Олег согласится?..
— Нет. Уверен, что нет. Они начали давить, а это плохо, для них. Олежка — упрямец. Он родился таким. Иногда ему от меня доставалось из-за этого. Но на самом деле, я им гордился — он не боялся настаивать на своем, и слово его было твердым.
— Тебе должно быть сейчас стыдно, — укоризненно сказала Ксеня. Арвиду удалось увести ее мысли в другое русло, и этим чуточку изменить ее состояние, но голос все еще вздрагивал.
— Ну да, стыдно, — согласился Арвид. — Но, во-первых, я не был таким уж самодуром-деспотом, как ты, может быть, вообразила. А во-вторых, кто сказал, что твой дражайший супруг с готовностью принимал затрещины? Он тебе говорил, какая у него кличка была? Нет? Чума. «Да ну его, этого чумового…» Я удивляюсь, каким ты его сделала, так и хочется сказать ему: «Лапочка моя!» Но Чумой быть он не перестал, я уверен. И зря они пытаются давить на него, сопротивление от этого только возрастает. Причем, в геометрической прогрессии.
— Ох, Арвид, чтобы же вы завариваете тут?..
— Ксюшенька, не пугай ты себя, ничего особенного. Они трусливы. Когда нападают, за этим всегда страх. Оттого Моська и лает так громко, и на слона кидается. Ты в нас верь, мы с Олежкой закаленные. Уж с этим детским садом как-нибудь разберемся. Неужели они будут диктовать, что нам делать. Мы им ни малейшего шанса для этого не дадим. Единственное наше уязвимое место — ты. Из-за тебя и Олег, и я можем согласиться на что угодно. Теперь тебе, действительно, надо ехать.
— Арвид, клянусь, я носа из дома не высуну!
— Я не хочу для тебя и тысячной доли риска.
— Но как я?.. Я умру от страха за вас!
Она умоляюще посмотрела на него, встретила томительный взгляд потемневших глаз, от которых усердно бежала, и уже знала, что мольба ее бесполезна, и бессильны любые слова, и оттого глаза ее медленно наполнялись отчаянием, как слезами.
— Как я без вас?.. Без Олега… без тебя… — голос ее сорвался, она судорожно
переглотнула.
Арвид положил ей руки на плечи, они напряглись, закаменели, подались назад, он тихонько сломал ее сопротивление, привлек к себе, почти прошептал:
— Ну, что ты?.. Что?..
— Арвид… — попытка запротестовать прозвучала жалобно и беспомощно.
— Чш-ш… — он положил ей руку на голову, провел по длинным каштановым волосам. — Тише… Успокойся, девочка моя золотая. Чш-ш…
Он опустил голову, дыханием прикоснулся к ее волосам, медленно гладил их теплый шелк, пока она не справилась с собой. Арвид прижал ее голову к плечу, чуть хрипло проговорил:
— Ты верь в нас, Ксюша… Верь, и все будет хорошо. Но уехать тебе необходимо. Ты нам будешь мешать. Ты мне будешь мешать. Я буду как в сетях в тревоге о тебе. — Утвердительно сказал: — Ты будешь меня слушаться, хорошо?
Ксеня кивнула, не поднимая головы.
— Ты умница… А сейчас нам пора.
Он снял трубку.
— Олег, твои неугомонные Ксене позвонили, это нам совсем ни к чему. Сейчас я увезу ее из города, вернусь завтра до полудня. Ждать тебя не будем, поговорите пару минут по телефону.
— Собирайся, — сказал он, когда она положила трубку. — Белье, джинсы, маечки… В общем-то все, остальное можешь у меня найти.
Через десять минут сумка была готова.
— Я сейчас уйду, вещи с собой заберу. Ты ни на какие звонки не отвечаешь, двери не открываешь. Ровно через 30 минут выйдешь из дому и спокойно, без спешки дойдешь до магазина «Сувенир». Там возьмешь такси, проедешь до Универсама, выйдешь. Рядом остановятся синие «Жигули», это моя машина — сядешь ко мне. Все понятно?
— Да. Зачем так сложно?
— Лучше переосторожничать. Я не хочу попадаться им на глаза, тем более, чтобы меня с Олегом связывали. Пока я не существую для них, я на несколько очков впереди. Ничего не бойся, я с тебя все это время глаз не спущу. Если через полчаса ты почему-либо не выйдешь, я поднимусь сюда.
Арвид повесил сумку на плечо, опустил в карман ключ и вышел.
— Ты в прошлой жизни не Мата Хари называлась? Очень профессионально у тебя все это получилось. Да и задатки, чтобы соблазнять, налицо… Или на лице?
Несмотря на волнение и колотящееся сердце, Ксеня коротко рассмеялась. Ехали молча. Арвид чувствовал сбоку короткие осторожные взгляды, не поворачивая головы, сказал:
— Хочешь спросить?
Помедлив, Ксеня неожиданно спросила:
— Кто ты?
Он вопросительно приподнял брови, глянул коротко:
— То есть?
— Мне показалось… ты как-то… легко в этой ситуации сориентировался. Профессионально.
— Так я все же разведчик спецназа. Хоть и в прошлом.
— Да, действительно. А в настоящем? Ты ведь в «Приюте» недавно совсем.
— У тебя и вправду задатки разведчицы, — улыбнулся Арвид.
— Просто Полина любит поговорить, — чуть нахмурилась Ксюша, не желая переходить на шутливый тон. — Ты не хочешь про это?
Он слегка пожал плечами.
— Нет, отчего же… Но разве не ты сориентировала меня еще до моего приезда? — с улыбкой посмотрел Арвид. Потом улыбка сошла, он медленно заговорил: — Я, в самом деле, не особенно хочу на эту тему распространяться, но, чтобы тебе было спокойнее… Типов, подобных тем, что к Олегу цепляются, я знаю достаточно, общался с ними, и знаю, на каком языке с ними говорить надо, чтобы поняли.
— Общался?..
— Профессия — телохранитель. Неплохо звучит?
— Ого! — изумленно проговорила Ксения.
— Охранял я, понятно, не таких шестерок, кое-кого позубастее. Но вокруг хищников всегда стайка мелюзги вьется, крошки с барского стола хватает.
— Ты похож на шкатулку с сюрпризами — тебя невозможно предсказать, — Ксеня невесело рассмеялась, вздохнула: — Выходит, сейчас у меня личный профессиональный телохранитель? Вот уж — нарочно не придумаешь!
— Когда-нибудь мы втроем над всем этим посмеемся.
Помедлив, она спросила:
— Ты стал им после возвращения оттуда?
— Не сразу, — коротко ответил Арвид.
Ксеня улыбнулась, понимающе кивнула:
— Опять территория Посторонним-вход-воспрещен?
— Верно, — усмехнулся Арвид. — Школа, в которой повышали мою квалификацию, в рекламе не нуждается. Даже наоборот, совсем ее не хочет.
Арвид время от времени посматривал в зеркало заднего вида.
— Кто-то едет за нами? — спросила Ксеня.
— Нет, — он посмотрел на нее с улыбкой. — Хорошо, что ты не попалась на глаза никаким вербовщикам, была бы сейчас моей конкуренткой.
Ксения покачала головой:
— Подумать только — у нас уже и на такую профессию выучиться можно.
— Сейчас чему только не научат. Например, есть летние лагеря для пацанов, — этаких российских бойскаутов. Только вожатые у них — рецидивисты, смену себе воспитывают. И учебок этих в справочниках для поступающих не найдешь.
Помолчав, Ксеня спросила:
— И тебе это нравилось — охранять?
— Смотря с чем сравнивать, — снова усмехнулся Арвид. — Трудно сказать… Суперменство на экране лучше смотреть, раздает там направо и налево, но там и цель — эту суперменскую крутость показать. В жизни все с точностью до наоборот — хуже всего, когда способности свои применять приходится. Это непрофессионально, да и… на душе как-то хреново потом.
— Почему? Ты же хранишь, жизнь спасаешь.
— «Хранить, это дело почетное…» — с усмешкой процитировал Арвид Высоцкого. — Только кто в России сейчас в телохранителях нуждается? За все время мне ни одного не попалось, за кого и подставиться не обидно. Если бы я их хуже охранял, дышать бы людям легче стало. Так что, насчет почетности, это большой вопрос. Боюсь, что когда перед Богом ответ держать придется, он мне это хранительство в заслуги не поставит. Но у меня теперь есть классная отмазка. Знаешь какая?
— Нет.
— Я скажу Боженьке, что и твоим телохранителем был, не одних лишь мерзавцев оберегал.
Ксеня улыбнулась.
Город оставался позади. Теперь по обеим сторонам мелькали частные домики, сады, огороды, дачи. Среди зелени, плодов и цветов копошились, вооруженные орудиями труда, полунагие представители темнокожего племени дачников. Как символы времени возвышались шикарные коттеджи — некоторые еще строились с размахом, другие стояли готовые, с ухоженными участками, подстриженными газонами. Разумеется, не владельцы этих вилл натруждали, мозолили руки, наводя порядок в своих обширных владениях. Как-то очень естественно появились здесь наемные работники, часто — попросту батраки.
Окраины сменились полями и перелесками. Стайками домишек проплывали в отдалении деревни. На горизонте синел неровный рельеф далеких гор.
— В «Приюте» отдыхающие сейчас есть? Летом?
— Летом — да. Сейчас — нет.
— То есть?
— От времени года мы не зависим. Да и снег на высокогорье круглый год лежит. Гости у нас вчера еще были. А сейчас, надеюсь, уже никого не осталось.
— Почему? — удивилась Ксеня.
— Потому что туда едешь ты, и должны остаться только свои, кому я доверяю.
— Но отдыхающим так не объяснишь?
— А у нас авария в системе отопления. По причине срочного ремонта «Приют» закроется.
Ксеня только покачала удивленно головой, но сказала другое:
— Ну вот, из-за меня испортили людям отпуск.
— Они получат назад деньги за путевку.
Помолчав, Ксения спросила:
— Почему ты сменил работу? Как в «Приюте» оказался?
— Не захотел больше от вас далеко уезжать, — он коротко взглянул на Ксеню. — А «Приют» подвернулся случайно… Хотя, говорят, что случайностей не бывает. Когда сбежал от тебя… в поезде пошел в вагон-ресторан, и соседи заговорили о нем. Так я узнал, что на горную лыжную базу ищут руководителя. Это было как раз для меня. С некоторых пор я не люблю людей. Толпу не люблю, безликость, она опасна, а бывает и непредсказуема. А там все на виду, на базе много людей не бывает.
— Ты и альпинист, и лыжник, и спецназовский разведчик, и телохранитель… и еще этот… диггер. Как ты всем этим овладеть успел?
Арвид рассмеялся.
— Это само собой вышло. Жили мы, горы — рукой подать. А значит, и клубы всякие, общества. Так мы с Олегом в школе еще начали по горам лазить. А дальше еще проще: пошел служить — с хорошей физической подготовкой отправили в спецназ. Ну, а потом… только повышение квалификации.
— Действительно, — усмехнулась Ксюша, — куда уж проще. И как это подавляющее большинство умудряется всю жизнь в уютной теплой комнате прожить?
К базе они поднялись в сумерках. После ужина в комнате Арвида, он сказал:
— Я хочу, чтобы ты в этой комнате осталась. Сан Санычу придется кое-что разобрать в котельной для видимости ремонта. Если вдруг похолодает — камин затопишь.
— Хорошо, я буду здесь.
— Ксюша, здесь, в «Приюте», ты в безопасности. У меня только одно условие. Или просьба, или приказ, как угодно: запомни — звонить нам нельзя. Ни домой, ни Олегу на работу, никуда. Лишь в одном единственном случае — если почувствуешь, что здесь стало опасно.
— Что мне здесь может грозить?
— Знаешь передачу «Очевидное-невероятное»? Случайность может испортить даже самый идеальный план. Но я считаю — ты в безопасности, потому что о базе знаем ты и я. Полина, Сан Саныч и Тамара абсолютно надежны, да и знать не много будут. И только телефон может открыть это еще кому-то. Телефонам верить нельзя, поэтому я не дам этого номера Олегу и сам не обещаю звонить. Олегу я не могу дать телефона и по другой причине, — ты понимаешь.
— Да. Понимаю.
Действительно, тогда надо будет объяснить, почему не сказала об Арвиде, вернувшись из «Приюта»…
— Не жди звонков, — мягко проговорил Арвид. — Я ведь не могу на сто процентов быть уверенным, что меня все еще не раскрыли, что нет рядом кого-нибудь любопытного. Сомнение и осторожность — тоже оружие, инстинкт самосохранения, способ самозащиты.
— Хорошо, Арвид, я поняла.
— Тогда — до свидания. Живи здесь и жди меня, я приеду за тобой.
— Ты что, прямо сейчас назад?!
— Вздремну часа три. Но уеду рано, ты будешь спать.
— Разбуди, я хочу проводить тебя.
— Нет, будить я тебя не стану.
— Арвид… — Ксеня тщетно искала слова.
Он подошел близко.
— Все будет хорошо, я тебе обещаю.
— Обещай еще… что будешь осторожным… И Олегу не позволишь…
Ксеня смотрела с отчаянием. Глаза ее стали близкими, бездонными…
В уголках его губ обозначилась улыбка. Горькая.
— Обещаю. Ты получишь своего мужа в целости и сохранности.
Шалые, диковатые глаза его медленно трогали ее волосы, брови, скользнули по губам…
— Нет… — через силу проговорила Ксеня, приподняла руку в отстраняющем жесте.
Он молча привлек ее к себе, наклонил голову и медленно провел губами там, где только что скользил глазами: по щеке, по глазам, по краешку губ… Посмотрел долго, повернулся и вышел.
Номер, с которого звонили Ксене, привел Арвида во двор одного из старых домов, которых в городе было не мало. Арвид позвонил с телефона-автомата, убедился, что хозяина дома нет, и наведался в тенистый, заросший старыми тополями дворик.
Зашел ненадолго в подъезд под бдительными взорами соседок, лениво сплетничающих поодаль на скамейке. Из подъезда направился прямо к ним.
— Здравствуйте. Не подскажите ли, в семнадцатой когда можно хозяев застать?
— Это кто у нас в семнадцатой?.. А, Сашка! Да Бог его знает! А тебе он чего, нужен?
Арвида окинули настороженно-оценивающими взглядами: отметили потертый чемоданчик-дипломат, потертые джинсы, клетчатую рубаху, из кармана которой высовывалась авторучка и листок бумаги.
— Он в ЖЭК звонил, чего-то с кранами у него… Второй раз прихожу — никого. Затопит нижних жильцов, а слесарь виноват будет.
— Затопить, это с него станется! Да его же иной раз и по недели дома не бывает!
— Нет-нет, погоди, я его как раз утром сегодня видела.
— Ну и жара сегодня! Сентябрь, а жарит, как в июле. — Арвид присел на скамейку. Вытянул платок из кармана, промокнул лоб: — Он что, один живет?
— Один. Все не нагуляется никак, уж под тридцать лет мужику, а все Сашкой ходит.
Женщины теперь говорили, скорее, друг с другом — Арвид подкинул им животрепещущую тему.
— Уж привел бы себе кого, что ли.
— А то мало он водит!
— Да я не про этих шалопуток. Да ладно, когда девки, а то ведь найдет полная квартира невесть кого, и туда-сюда, туда-сюда, чуть ни всю ночь. И все мимо наших дверей. Иной раз в глазок гляну, и страх берет — таким двери высадить — только плечом двинуть, морды гладкие, сытые, на зарплату такую не наешь.
— Да еще эти… наркоманы. Раньше пьяного хоть сразу видно было, а тут пойми — толи он уколотый, толи обнюханый.
— И не говорите — чуть вечер, и уж из квартиры боишься выйти. Заведется один вот такой Сашка, и весь подъезд страдает.
Арвид поднялся.
— Ну, передохнул я с вами, идти надо — работа.
— Счастливо тебе, — закивали женщины, доброжелательно глядя ему вслед.
Когда Арвид появился тут во второй раз, двор был пустым и темным. Арвид посидел в машине, глядя как одно за другим гасли прямоугольники окон, но в семнадцатой квартире продолжали ярко светиться.
Он незамеченным вошел в подъезд, неслышно поднялся по старой деревянной лестнице, не позволив ей скрипнуть. Остановился у нужной двери, прислушался к звукам в квартире. Бодрый голос Якубовича равномерно перемежался всплесками дружного смеха зрителей. Не прошло и минуты, как Арвид стоял по другую сторону двери. Снова послушал — ничего не изменилось, только звук работающего телевизора стал громче. Арвид бесшумно скользнул вдоль полутемного коридора. Две приоткрытые двери — темные провалы в туалет и ванную, за ними — освещенная и пустая кухня. В другую сторону — комната, дверь почти закрыта, там темно, наверно, окно задернуто плотными шторами. Арвид склонил голову к темной щели, прислушался — пусто. Последняя комната, — в которой работает телевизор. Не выходя на свет, Арвид с минуту рассматривал крупного парня. Он лежал на диване головой к двери, и Арвиду не видно было его лица. По тому, как дышал, Арвид определил, что он спит. Перед диваном стоял низенький столик, на нем — пульт управления, банка из-под пива, тарелка с чем-то недоеденным, журналы в глянцевых обложках.
Арвид не спеша вошел, поставил стул, сел напротив и постучал пультом о стол.
Парень открыл глаза и резко сел. Уставившись на Арвида, потряс головой.
— Ты откуда взялся?
— Я тебя, Саш, днем искал. Не говорили тебе?
— Не-е. Тебе чего? Ты кто?
— Поговорить зашел. Говорить, Саша, будем так: я спрашиваю, ты отвечаешь. Надеюсь, ты понятливый.
— Ты что, от Седого?..
С сухим щелчком пустая банка отскочила ото лба, парень подпрыгнул, роняя столик и сейчас же рухнул назад, на диван, переворачиваясь в воздухе лицом вниз — неуловимое движение Арвида поспособствовало этому пируэту.
— Непонятливый, выходит. Больше не дергайся, а то я тебе что-нибудь не сильно нужное поломаю, — Арвид поднял столик и сел.
Держась за лоб, парень ворочался на диване.
— Садись нормально и слушай. Вчера ты звонил женщине…
— Какой? Мало их?
— Этой ты звонил по поручению. Меня как раз этот поручитель интересует.
— Да иди ты, ни по каким поручениям я не звонил…
Арвид положил на стол диктофон, нажал кнопку. Парень прослушал запись, скривился.
— Ну, получится у нас по-хорошему, или будем менять стиль общения?
— Ты что, сука… За пацана меня что ли держишь? Да я тебя размажу… — парень начал медленно подниматься, упираясь обеими руками в столик, и вдруг легко метнул его в Арвида, кинувшись следом.
В следующую секунду он катался по полу, прижимая к животу левую кисть.
— Еще есть лишние кости? — Арвид чуть отодвинул ногу, чтобы не препятствовать неловким кульбитам. — Хватит. Поднимайся. Эй, садись сам, если не хочешь, чтоб я тебя опять трогал, хрупкий ты мой.
Парень, подвывая, вполз на диван.
— Каждый раз, как не ответишь, буду что-нибудь тебе ломать. Саша, я ведь просто так не уйду, ты это понимаешь. Я что, по-твоему, пришел к тебе почтение свое засвидетельствовать? Кончай дергаться. Проиграл ты в тот момент, когда вот с этого телефона позвонил. Лень было до автомата дойти? Теперь тебе знаешь, о чем думать надо? Как с наименьшими потерями расстаться со мной. Способ тебе выбирать. Если надумаешь до конца уверять меня, что ты отважен и крут… Мне твоя жизнь — тьфу. А тебе? Давай лучше сменим тему и для разгону про Седого потолкуем.
Минут через тридцать Арвид знал все, что хотел.
— Теперь слушай меня еще внимательнее, чем до сих пор. Я сейчас уйду, а тебе надо будет о собственном здоровье позаботиться. Я имею ввиду не только твои поломанные кости. Понимаешь меня?
— Да, понимаю.
— А ты знаешь, что сейчас у тебя на лбу здоровенными буквами написано? «Ты только отойди от меня подальше…» И выходит, что ни черта ты не понимаешь. Если ты хоть слово обо мне вякнешь кому-либо, я к тебе опять приду. И когда я второй раз к тебе приду, я вот этим пальцем выдавлю тебе глаз. Или два. А могу кассету вот эту просто кинуть в почтовый ящик, адреса ты мне подсказал. Так что о здоровье своем заранее позаботься.
— Ну, ты чо, в натуре… Ну понял я все, никому не скажу. На фиг мне эти заморочки! Могу вообще уехать куда-нибудь!
— Можешь, но лучше не стоит. Когда звон пойдет, могут в тебе звонаря признать.
Арвид пришел поздним вечером, почти ночью.
— Вот, это для тебя, — положил он на стол что-то вроде мобильного телефона и пистолет.
Олег глянул и перевел взгляд на брата.
— Не хотелось бы эту штуку в дело пускать. От той крови не отмыться.
Арвид пожал плечами.
— Если гнездо шершней ворошить палкой, неужто они мирно расползутся? Накинуться могут. Мне тоже, сильно не хочется на тебя их науськивать, но мне надо остаться невидимкой.
— Об этом не думай. А это что? Хенди?
— Связь типа «Уоки-токи». Звонили тебе сегодня?
— Нет.
— Видел, я новый аппарат поставил?
— Да, с определителем номера.
— Скоро позвонят. Предупреди, что если кого из твоих парней еще тронут, на их стороне труп будет. Дальше — в геометрической прогрессии.
— Ты серьезно?.. Мы сделаем это?
— Защищаться можно и злом. Надо им аппетит на твоих спортсменов отбить. Они что-нибудь подозревают?
— Нет. После того, как мы тусовку ту разогнали, тихо. Ребята настороже, но своими проблемами я ни с кем из них не делился.
— Правильно. Их в это дело ни в коем случае впутывать нельзя — трудно будет контролировать ситуацию. А насчет крови… Разве ты не понял, что ты с ними уже в состоянии войны. Это до входа еще есть масса выходов… Они не дали тебе возможности решить дело миром. Теперь мы дадим им шанс понять, что они ошиблись, недооценили тебя. Умный поймет, что связываться с тобой не стоит, отступится.
— А дурак?
— Дольше внушать придется.
— Ксеня в надежном месте?
— Да, о ней не беспокойся.
— Ты что, не хочешь мне сказать, где она?
— Не хочу, — коротко и категорично сказал Арвид. — Мне у тебя больше нельзя, братишка, ухожу в гостиницу.
— У нас с тобой фамилия… Не засветишься в гостинице?
Арвид почесал щеку.
— Это вопрос?
— Ну… если не хочешь…
— В городе нет Арвида Асниса.
Первую неделю Ксения была почти спокойна. Но каждый следующий день будто натягивал невидимые струны ее нервов. Она старалась не показать своей тревоги, принуждала себя улыбаться, участвовать в общих разговорах; чтобы избежать озабоченных вопросов Полины, через силу, но старательно опустошала тарелки во время совместных трапез.
Она пыталась убедить себя, что ей нравятся неспешные разговоры после ужина в гостиной. Почти семейные. Целенаправленно ли Арвид собрал в «Приюте» трех таких же одиноких, как он, людей, или это получилось случайно, но они нашли здесь свою семью, а «Приют» стал им родным домом. И в другой раз Ксеня с удовольствием послушала бы что-нибудь из неистощимых запасов Полины Тимофеевны, мастерицы-рассказчицы. Рассказывала ли та содержание фильма, виденного еще в дни юности, случай из жизни или пересказывала последние теле новости — все у нее получалось на удивление увлекательно. Один голос чего стоил — с неуловимым уютным пришепетыванием, он согревал, баюкал, вносил в душу умиротворение. И как острая приправа — короткие, но острые и мудрые комментарии Сан Саныча, обладавшего уникальным чувством юмора — гостиная регулярно вздрагивала от дружного хохота.
Тамара была молчальницей. Но вечера освещались внутренним светом ее, без нее они были тусклы. Порой между Полиной и Сан Санычем вспыхивала полушутливая перепалка. Полина, холерик по натуре, добрейшая душа, могла вспыхнуть, как солома. А Сан Санычу нравилось подначивать ее. Тогда для воцарения прежнего мира и покоя достаточно было легкой укоризны в негромком Тамарином голосе: «Ах, Сан Саныч…» или мягкого: «Полина Тимофеевна, вы не правы».
Но при всем этом, частенько Ксюше становились невмоготу эти вечерние посиделки. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не уйти в свои мысли. Порой, рассмеявшись шутке, она боялась, что смех перейдет в слезы, так плохо было у нее на душе… И Ксеня говорила, что хочет подышать перед сном: «Воздух здесь по-особенному пахнет, не надышишься!» и выходила бесцельно побродить в сумерках, забывая о горах, о пьянящем воздухе, обо всем на свете, кроме своих мучительных дум. Либо извинялась за то, что у нее закрываются глаза: «Мне так сладко здесь спится. Я уже отоспалась лет за десять, теперь вперед сплю» и шла к себе — в комнату Арвида, лежала долго, бессмысленно глядя в темноту.
«Столько времени… И никто, никто, никто не знает… Даже Олег… Господи, а если с Арвидом случится что-то?.. Боже, только не это! Не допусти! Прости за эти мысли, пусть с ним ничего не случится! А если?.. Я буду ждать, ждать, ждать… Сколько времени я должна ждать… Уже столько прошло! Ну что я за дура, почему не подумала раньше?! Арвид непременно что-нибудь придумал бы! А теперь… что теперь?! Ведь сил нет дольше ждать!»
И Ксения решила, что потерпит еще три дня… Что она сделает потом, она старалась не думать, потому что даже принять решение о звонке, уже значило поступить вопреки наказу Арвида. За три дня непременно должно было что-то произойти…
— Пожалуйста… пожалуйста… Дай мне знать о вас!.. Иначе я сделаю что-то плохое…
Три дня не принесли никакой перемены. И все же Ксене удалось обуздать свою тревогу. Но на смену одному бесконечному дню приходил другой, еще более долгий и тягостный, за ним еще и еще…