возвращение на «Летучий»
Гретхен теперь снова была счастлива. А что нужно еще, когда рядом Ларт, а от всякой опасности ограждает ее целая команда надежных, верных людей, прошедших огонь и воду? На бригантину они вернулись безо всяких происшествий. На сей раз путь ничем не походил на тот, что проделала плененная Гретхен вопреки своей воле, охваченная мрачными мыслями и подозрениями и ни на минуту ими не покидаемая. Теперь она была беззаботна и счастлива, и бОльшая часть тягостей пути скользила мимо внимания, потому что преодолевались они будто сами собой, безо всяких ее усилий. Гретхен просто дела не было до каких-то трудностей, ведь куда больше захватывало ее то, что она может в любую минута протянуть Ларту свою руку и ощутить ласковое пожатие его пальцев. Окунуться в его глаза цвета темного янтаря с золотыми искринками в глубине и замирать сердцем от нежности, с какой он смотрит… Наслаждаться звуком его голоса, доносящегося вдруг откуда-то со стороны. И пусть обращен он не ней, да какая разница, с кем и о чем говорит Ларт, когда голос его звучит для Гретхен как самая восхитительная и желанная музыка… И неужто в то же время Гретхен могла заботить жаркая духота или надоедливые крохотные мошки, прилипающие к потному телу? Ах, как мало это значило для Гретхен в часы, когда сердце ее переполнялось ликующей радостью.
А когда поднялись на борт бригантины, и вовсе стало замечательно. Гретхен не переставала наслаждаться удобствами, чистотой, по-детски радовалась мылу, пушистым полотенцам, гребням, ее любимым духам и прочим столь привычным в обыденной жизни безделицам.
Ночи теперь не беспокоили близостью рыскающих хищников, сердце не замирало в испуге от их устрашающего рева. Не страшны стали неистовые ливни, душная сырость, тучи въедливых насекомых, от которых, казалось, нигде нет спасения. Выяснилось, что на открытой воде спастись от них легче легкого — вода, удаление от берега и легкий ветерок прекрасно защищали от ночных кровопийц. А ночи… Ночи теперь обещали покой и безопасность, бережные ласки и восхитительную негу с объятиях бесконечно любимого мужчины.
Днем Гретхен десятки раз таяла в горячей волне, затопляющей ее всю, с головы до ног, и замирала сердцем от одной лишь мысли о минуте, когда прижмется к прекрасному, обнаженному телу Ларта, заключенная в его ласковые руки, вдохнет глубоко-глубоко его особый запах, тепло и утратит себя как существо, от него отдельное. Когда сольются они в нечто единое, с одним дыханием на двоих, с одним сердцебиением, с особыми чувствами и ощущениями… Когда не станет необходимости общаться посредством слов и глаз… Зрячей и говорящей станет каждая клеточка тела, и главное окажется в дыхании, в малейшем движении, в импульсах, рождаемых в душе, и еще никак не выраженных, но ясных обоим…
…"Летучий" и каравелла Тимотея Кренстона стояли в просторной бухте в ожидании отряда, который отправился по следам индейцев в надежде, что след приведет в деревню шамана. Отряд ушел под водительством Пау Тука, Ларт назвал его старшим, потому что в предстоящей операции требовалось единоначалие. Но по сути равными с ним правами обладали Уитко и Кристофер Барклей. И еще Шах-Велед, выразивший желание отправиться с отрядом, чьей задачей было спасение Ала да Ланга. Ларт не сомневался, что они составят единый совет, и все решения будут принимать сообща, объединенными усилиями.
Тимотей Кренстон по просьбе Ларта остался вместе с ним в числе тех, кто отправился на берег, к кораблям, и чьей заботой была единственно безопасность Гретхен. Она обрадовалась этому обстоятельству. Наконец-то у них появится время наговориться — до сих пор они смогли перекинуться с Тимотеем лишь короткими фразами.
Теперь Гретхен огорчало одно лишь то, что часть людей, к кому Гретхен питала самую сердечную привязанность, все еще остается в джунглях, столь не дружественных к человеку. Более того, им предстоит встреча с индейцами, и нет ни малейших оснований ждать от тех доброго расположения. Но Гретхен напоминала себе слова Геллы: «У вас все будет хорошо». Тогда, после спиритического сеанса Гретхен проснулась наутро в объятиях Ларта, и в первую минуту ей показалось, что она ничего не помнит о произошедшем ночью. Даже и того, удачной ли оказалась их попытка установить связь с Геллой.
Взглянув на Ларта, она встретила его любящий взгляд, потянулась к нему, приласкалась как котенок, потом отстранилась и, глядя ему в лицо, спросила:
— Ларт, у нас получилось? Что было?..
— Ты не помнишь? — в замешательстве спросил он. — Совсем ничего не помнишь?
Гретхен отрицательно покачала головой. Однако скоро убедилась, что память все же не отказалась сохранить пережитое ночью, понадобилось только несколько слов Ларта, напомнивших о том, как все было, подтолкнуть… и дымка забвения стала таять, и в невнятной памяти проступили события ночи, «встреча» с Геллой и беседа с ней. Гретхен вспомнила почти все, за исключением обратного пути из зала с бассейном. И даже те слова Геллы, которые тогда пересказывала Ларту слово в слово, как они звучали в ней, но машинально, будто совсем пропуская их смысл мимо утомленного сознания. Так, даже без помощи Ларта вспомнила Гретхен о заверении Геллы, что больше с ними не случится ничего плохого. И теперь, в минуты, когда тревога холодным сквознячком проникала в сердце, Гретхен напоминала их самой себе, утишая беспокойство твердой верой в пророчество Геллы.
И оно не обмануло. Отряд, посланный за Алом да Ланга, выполнил свое дело наилучшим образом. Они не заставили себя долго ждать и появились на берегу даже раньше рассчитанного времени. Их приветствовали восторженно, с искренней сердечной радостью, как своих близких, о ком болит душа в разлуке. Один лишь человек не разделял общего настроения. Напротив, лицо его выражало совсем другие эмоции. Поначалу его глаза выдавали усилие разобраться в происходящем, словно он абсолютно ничего не понимал. Но в одно из мгновений внезапно прозрел, и прозрение это оказалось сопряжено с таким потрясением, что оно буквально парализовало. Глаза да Ланга оказались прикованы к кому-то среди встречающих, а в лице сменялись изумление, граничащее со страхом, ожесточенное нежелание верить собственным глазам, потом растерянность и, наконец, он отвел взгляд и угрюмо опустил голову. Он больше не смотрел на лица, сияющие улыбками. К нему они не имели никакого отношения.
Ал да Ланга за время пути от индейской деревни к побережью освободился от плена, который тяготел над его разумом. Но он не имел ни малейшего понятия, что за чужаки явились за ним в индейскую деревню, и какова теперь цель их пути. Он не помнил дни, прожитые среди индейцев, был уверен, что не далее как несколько часов назад беседовал с шаманом. Попытки расспросить своих спутников ни к чему не приводили — с ним просто не разговаривали, отвечая молчанием на все вопросы. Ладно незнакомцы, их можно было бы отнести к стану врагов, а таковых, как известно, у да Ланга набиралось немало. Но Шах-Велед! Как он оказался среди этих людей?! Мало того, он был с ними заодно! И он тоже не ответил ни на один вопрос Ала. Чаще он прерывал да Ланга, не позволяя договорить.
— Прошу тебя, не спрашивай ни о чем, — неизменно слышал да Ланга. — Придет время — и скоро — от тебя ничего не утаят. Потерпи. Скоро ты все узнаешь.
Оставалось капитану да Ланга строить собственные предположения, да вот беда, ни в одно из них Шах-Велед не вписывался. Едва он пытался найти место для Авари, зыбкие конструкции рассыпались, как карточные домики. Даже если он еще хоть два десятка версий придумает, это мало прояснит реальное положение вещей. Шах-Велед — враг? Да, в последнее время их отношения слегка разладились. Стократно испытанная дружба дала трещину в то утро, когда Ал заманил Гретхен в ловушку. Щепетильному Авари это оказалось не по нраву. Алу следовало подумать об этом заранее. Но, с другой стороны, именно в этом деле ему нужен был Шах-Велед. Ни на кого другого он не мог положиться с той же абсолютной уверенностью в надежности союзника. И не ошибся. Ну да, потом Шах-Велед перестал быть союзником… Но ведь не затаился! Наоборот, он не считал нужным скрывать, что затею Ала не одобряет и даже находит ее преступной. Так это было после, когда дело было уже сделано. И при всем при том, — чтоб честный и преданный Шах-Велед переметнулся на сторону врагов — нет, в такое да Ланга не поверил бы ни при каких обстоятельствах. Поэтому теперь, как ни странно, но именно присутствие Шах-Веледа и его явные дружественные отношения с чужаками успокаивали Ала да Ланга. Авари как будто стал гарантией безопасности.
Да к тому же и нет причин для особых тревог. С ним обходятся достойно, не выказывают враждебности и ни в малейшей степени не посягают на свободу. Впрочем… что касается полной свободы… может быть это иллюзия, порождаемая отсутствием пут на руках? Да, в одной стороны, ничто не указывает, будто он находится среди этих людей в качестве пленника. Но с другой… А как он может воспользоваться своей свободой? Сбежать в джунгли? Так это будет побег не к спасению, а на верную погибель.
Ну что же… Судя по всему, путь их лежит к разгадке. До того момента ему, пожалуй, с этими людьми по пути. А что потом… будет видно.
Ну вот, теперь пришел час, когда он эту разгадку узрел. И оказалась она хуже всяких его домыслов. Как раз эту версию да Ланга не хотел даже предполагать. И хотя догадка такая мелькала, он не захотел остановить на ней внимание.
И то, что свобода его не более чем фантом, он ощутил в ту минуту, как сопроводили его прямиком к Ларту.
Они стояли друг против друга. Ал да Ланга с вызовом смотрел в глаза Ларту. А тот — молчал. Да Ланга ждал, когда он заговорит, но Ларт так и не сказал ни слова, лишь слегка кивнул — не ему, а тем двоим, что стояли позади справа и слева. Ала подтолкнули, он шагнул раз, другой, и не выдержал, обернулся резко, спросил:
— Где Гретхен?
— Здесь, — ответил спокойно Ларт. И коротко мотнул головой: — Уведите.
Через несколько шагов да Ланга обернулся опять и наткнулся на взгляд Авари, устремленный ему вслед. Лицо индуса было, как всегда, спокойно и безмолвно, не выдавая ни чувств, ни мыслей. Хуже было то, что Ал увидел в следующие секунды: Ларт подошел к Шах-Веледу и сердечно пожал ему руку. Сердце да Ланга будто льдом сковало, столь глубокое разочарование он испытал в то мгновение в человеке, которого он много лет считал своим самым верным и незаменимым другом. И разочарование в себе, что недооценил силы воздействия, которое женщина способна оказать на мужчину и переменить его до неузнаваемости…
А Гретхен он так и не заметил. Она тоже встречала прибывших, но по просьбе Ларта стояла так, чтобы да Ланга ее не увидел в первые же минуты. Она осталась на трапе, ведущим снизу, из жилой зоны судна. И хоть дверь была раскрыта настежь, в глубине за нею густел сумрак, маскируя незамеченную никем Гретхен. Ей было хорошо видно все, что происходило на палубе. И глядя на Ала да Ланга, она думала, хотел ли Ларт пощадить да Ланга, не позволив с ней встретиться в самые первые минуты? Вид ее рядом с Лартом разбил бы сердце капитана. Одно дело понять, что для него Гретхен потеряна — это, безусловно, удар. Но видеть их вместе — удар сокрушительный, жестокий. Или Ларт хотел избежать нежелательного эксцесса, так как поведение да Ланга могло стать непредсказуемым, и Ларт не желал обострять и без того тяжелую ситуацию.
— Рад снова видеть вас, — сказал Ларт, с искренней радостью пожимая руку Шах-Веледу. — Мы беспокоились и ждали с нетерпением.
— Беспокоиться было не о чем. Все прошло на удивление гладко. Нам не пришлось долго разыскивать деревню. Хотя от пирамиды индейцы шли, по своему обыкновению, след в след, но они никак особо не позаботились скрыть оставленную тропу. Наверное потому, что джунгли сами по себе отлично умеют уничтожать следы. К счастью, времени для этого было не достаточно, наши следопыты довольно легко находили тропу. Она привела нас прямиком в стойбище. Там нам тоже никто не чинил препятствий. Впрочем, тех индейцев, что вели нас к пирамиде, мы так и не увидели, хотя след их пришел прямикоа в деревню. Может быть, они и были там, но избегали попадаться нам на глаза.
— Авари, мне нужно обстоятельно поговорить с вами. Если не возражаете, я пригласил бы вас пообедать со мной.
— Сочту за честь, капитан.
— Вы наверняка голодны, я прикажу накрывать к обеду. Достаточно ли вам будет часа, чтобы привести себя в порядок и немного передохнуть?
— Разумеется, достаточно, — кивнул Авари.
— Очень хорошо. В таком случае, я вас жду. Приходите сразу, как будете готовы.
Ларт сам открыл дверь, едва Шах-Велед постучал в каюту, и с улыбкой пригласил войти. Шах-Велед не удивился, увидев Гретхен. Разумеется, она должна была оказаться за обеденным столом в качестве хозяйки. Кроме того, Авари был уверен, что она захочет услышать подробности их благополучно завершившегося мероприятия.
— Авари, вы не возражаете против присутствия Гретхен? — спросил, тем не менее, Ларт.
Шах-Велед поклонился в ее сторону:
— Я рад видеть вас, мадам.
Гретхен подошла, порывисто протянула руки, сжала его пальцы.
— Дорогой мой Авари, я счастлива, что ваши опасности позади, вы опять с нами, живы и здоровы. Мы очень беспокоились… Те индейцы, наверное, долго будут сниться мне, и вы ушли к ним, в самое логово… Мне оставалось только молиться за вас.
Шах-Велед склонился к руке Гретхен, коснулся губами.
— Ваши молитвы хранили нас. Боги вам благоволят, и вы щедро поделились их благосклонностью с нами.
— Прошу вас, — Гретхен указала на стул, — прежде пообедаем, а потом уж вы удовлетворите наше любопытство. И, пожалуйста, Шах-Велед, оставьте церемонии. Я хочу видеть в вас моего прежнего Авари. А если вы думаете, что я в нем теперь больше не нуждаюсь, то позвольте вас заверить: вы заблуждаетесь.
— Я лишь смею надеяться, что это так, — улыбнулся Шах-Велед.
Некоторое время за столом обменивались незначительными фразами, которые, однако, рождали атмосферу домашнего тепла, и в нем не могла не растаять без остатка всякая напряженность и скованность, если они были. Да, были. Потому что Авари впервые находился в такой непосредственной близости к Ларту и Гретхен, когда они вместе. Близости, измеряемой не физическими мерами, а возможностью видеть их глаза, замечать всякие свидетельства отношений их между собой. И возможность убедиться, что никогда раньше не доводилось ему видеть столь прекрасные лица, когда глаза лучатся любовью, и светом этим освещены всякие, малейшие движения души. Он невольно оказался заключен в сферу любовного внимания и заботы, бережного отношения не только друг к другу, но к нему тоже. Ему показалось, что душа его никогда не пребывала в таком комфорте, и он знал, что отныне будет тосковать по этому ласковому теплу.
Взглянув на Гретхен, на Ларта, он сказал:
— Теперь я сердцем почувствовал всю глубину преступления Ала. Это было кощунство против любви.
— И надеюсь, вы так же почувствовали теперь, как я вам благодарна и как люблю вас, — улыбнувшись, проговорила Гретхен.
— И, может быть, поймете глубину нашей благодарности и желание выразить своею признательность, — накрыв ладонью пальцы жены, закончил Ларт. — Коль уж мы заговорили о да Ланга, я хочу сказать, что пригласил вас именно с целью говорить о нем. Я подумал… вы, Шах-Велед, как никто другой из отряда заинтересован в нем и с особым пристрастием вникли в то, что произошло с ним в деревне шамана. И теперь вы должны так же больше других быть заинтересованы, чтобы все обстоятельства в деталях узнали мы, поскольку от этих деталей может зависеть дальнейшая судьба моего соотечественника.
— Вы правы. Я друг Ала. И остаюсь им несмотря ни на что, должен сразу сказать об этом, даже если…
Ларт поднял руку, останавливая его:
— Преданность — одна из немногих истинных ценностей в этом мире. Человек, обладающий столь ценным качеством, достоин глубочайшего уважения. Я не ошибся в вас. И вы тоже знайте, что при всей боли, что причинил нам да Ланга, у меня нет к нему слепой ненависти. Мной владело страстное желание настигнуть его, увидеть что Гретхен благополучна, вернуть ее и сделать все, дабы оградить впредь ото всякого зла. Но я не рвался поскорее добраться до горла преступника и немедля его растерзать. Возмездие будет справедливым. Гретхен попала в большую беду по вине да Ланга. Насколько глубока его вина? Причастен ли он к замыслам шамана? Мне не хочется в это верить, но его записка, выманившая Гретхен с Маннестерре, свидетельствует в сторону его обвинения. Расскажите же нам, что вы узнали? Что произошло между да Ланга и индейцем-шаманом?
Помолчав, Шах-Велед проговорил:
— Итак, судьба Ала, может быть, зависит от того, что я сейчас скажу… Я обещаю, что постараюсь остаться объективным, не буду пытаться обелить его в ваших глазах и не стану навязывать своих оценок.
Некоторое время в каюте звучал лишь глуховатый голос Шах-Веледа. Ларт и Гретхен внимательно слушали, не перебивая его ни вопросами, ни замечаниями.
— …Молодой индеец, помощник шамана… Мы заставили его рассказать все, что он знал… Шаман встретил Ала дружелюбно, принял его в своем вигваме. Они разговаривали и курили трубку, передавая друг другу. Индеец признался, что трубка у шамана с секретом, в мундштуке два канала. Шаман, в отличие от Ала, знал, разумеется, как надо взять трубку, чтобы зажать пальцем один канал, а гостя своего он угостил сполна. Ал умолк на полуслове — впал в бесчувствие… похожее на непробудный сон. После этого шаман приступил к камланию. Помощник сказал: старик никогда ни о чем не расспрашивал человека. Если хотел что-то узнать — беседовал с духами. Человек солжет, а его духи никогда не лгут. Через них шаман был способен узнать о любом даже то, что человек сам никогда не рассказал бы о себе. Так сказал молодой индеец, и это слышал не один я. Шаманил старик две ночи. Ал все это время находился в хижине шамана и в себя не приходил. После второй ночи старик позвал помощника и велел принести еду. На этот раз Ал сидел перед очагом, индеец сказал: «У него были пустые глаза». Старик объявил, что надолго уходит из деревни, и, не обращая внимания на Ала, дал наставления помощнику. Он сказал: «Если сделаешь все, как я велел, бледнолицый будет мягкий как мокрая глина, лепи что хочешь. Он будет спокоен и всем доволен». Наставления шамана заключались в том, чтобы добавлять в пищу Ала какой-то настой. А по ночам в вигвам Ала надо было ставили жаровню, чтобы он всю ночь дышал ядовитыми курениями. В результате Ал ни о чем не спрашивал, ничего не требовал: ел, спал, без цели ходил по деревне. Таким мы и нашли его. Сказали, что надо идти, он пошел без единого слова, без вопроса. Но физически он совершенно здоров. Шаман все же исцелил его. Может быть, это было не сложно, а может быть, решил, что больной, Ал доставит больше хлопот. Как бы то ни было, он здоров, и я рад этому обстоятельству. Однако прошло больше суток, как мы покинули деревню, тогда только он меня узнал. И тогда же начал реагировать на происходящее, пытался расспрашивать нас. На вопросы его не отвечали, как вы просили, Ларт. Он не знал, что за люди его окружают и куда ведут. Сам он на вопросы отвечал охотно. Так, когда я спросил его о людях, что сопровождали его в индейский поселок, о судне и экипаже, Ал сказал, что судно до сих пор должно ждать его вблизи того места, где они подошли к побережью. Ал сам выбрал бухту и завел туда корабль. Затем он и несколько человек из экипажа с проводниками-индейцами шли через джунгли. Что стало потом с его сопровождающими, он не знает. Но в деревне никого из них мы не обнаружили.
— Надеюсь, с ними ничего плохого не случилось, — задумчиво проговорил Ларт. — Возможно, да Ланга сам отправил их на судно.
— Хмм… Но он ничего об этом не помнит.
— Как, скорее всего, не помнит и о записке к Гретхен. Из того, что вы нам сейчас рассказали, напрашивается вывод, что он писал к Гретхен, не давая себе в том отчета. В то время, как он писал, рассудок да Ланга, вероятно, уже был одурманен, воля парализована. Шаман превратил его в ту самую глину, из которой можно «лепить что угодно». К тому же, старик ведь обладал мощными гипнотическими способностями. Именно так он заставил Энтони Мюррея совершить предательство — бросить вас на произвол судьбы.
— Откуда ты об этом знаешь, Ларт? Энтони рассказал тебе? — живо повернулась к нему Гретхен.
— Уитко был тому свидетелем. Он видел, как Мюррей вошел в хижину старика, через некоторое время вышел, что-то сказал своим людям, все они тотчас сели в шлюпки и направились к кораблю. При этом Мюррей выглядел странно, по мнению Уитко. «Как мертвый», — сказал он. Точно таким же образом мог отдать приказ да Ланга. И, разумеется, после ничего об этом не помнить. А вот о том, где его ждут, он помнит?
— Да. Это он помнит.
— Ну что же… Теперь я готов встретиться с да Ланга, — проговорил Ларт, и Шах-Велед поднялся, поняв, что разговор закончен.
— Погодите… Авари, Гретхен… я должен кое-что сказать вам… Одну горькую новость, для которой я все не находил нужной минуты. Энтони Мюррей и его экипаж, все до последнего человека были убиты сразу, как вернулись на судно. Индейцы пробрались на корабль заранее, расправились с теми, кого там нашли, а потом дождались людей с берега.
— О нет! — простонала Гретхен.
— У нас есть свидетель. У друга Уитко зоркие глаза. Он увидел достаточно, чтобы понять, что происходит на корабле. Спустя несколько дней судно Мюррея обнаружили дрейфующим, им никто не управлял. И тем, кто поднялся на палубу, предстала жуткая картина. На Маннестрее судно привели всего несколькими часами раньше того, как туда же пришли мы. Там оплакивали погибших.
Гретхен прижала пальцы к губам и мотала головой, не желая верить в услышанное.
— Зачем я согласилась, чтобы он пошел со мной?.. — c отчаянием прошептала она и заплакала.
Ларт подошел, молча обнял за плечи, Гретхен спрятала лицо у него на груди.
Шах-Велед стоял, сжав зубы, на скулах его вздулись желваки. С трудом он проговорил:
— Вина за эти смерти не на вас, Гретхен. На нем…
Обстановка каюты, в которую помести Ала, была аскетична. Узкая откидная полка-шконка, застланная тонким матрацем… белье грубого полотна, шерстяное одеяло. Имелись стол и стул, накрепко привинченные к полу. Более всего интерьер напоминал тюремный застенок.
Ал да Ланга сидел на кровати, когда звякнул, повернулся ключ в замке, и вошел Ларт. Да Ланга встал, с ожиданием глядя на него. Ларт неспеша прошелся по тесному помещению, остановился у задраенного иллюминатора, потом молча присел к столу. Да Ланга продолжал стоять. Он первым нарушил молчание, медленно проговорил:
— Сейчас удача на твоей стороне. Ты победитель.
— Победитель? — Ларт удивленно поднял на него глаза. — Тебе представляется, что ты затеял со мной состязание? А Гретхен — приз удачливому?
— Нет. Я вовсе не это хотел сказать.
— Ты сказал то, что сказал. Впрочем, я пришел услышать от тебя другое. Сожалеешь ли ты о том, что совершил?
— Н-нет… — угрюмо проговорил да Ланга.
— Даже при том, что подверг Гретхен смертельной опасности?
Ал взглянул неприязненно, поморщившись, сказал:
— Имеешь ввиду сражение, в котором я был ранен? Гретхен ничто не грозило. Да и сражения, по сути, не было. В нашу сторону сделали несколько выстрелов, никакого ущерба причинить они не могла. А щепка, которая отлетела в мою сторону — нелепая случайность. Бой я не принял бы, именно помятуя о Гретхен.
— Сядь.
Ларт протянул ему письмо.
— Что это? — хмурясь, спросил Ал, ответа не дождался, развернул лист, прочел короткий текст. — Что это? — повторил уже с удивлением.
— Этот вопрос я возвращаю тебе. Неужели не узнаешь своего письма? Так вот я спрашиваю: что это? как ты объяснишь это письмо к Гретхен?
— Я ничего об этом не знаю… — в замешательство проговорил да Ланга. — Ничего подобного я не писал, да мне и в голову такое не могло прийти! — и решительно заключил: — Письмо я вижу впервые.
— Оно твое, написано твоей рукой. Фальшивку изготовить теоретически можно, разумеется. Но я не поверю, что в индейской деревне нашелся человек, способный писать по-английски, способный скопировать твой подчерк, к тому же никогда его не видавши. Писал ты. Гретхен на твой зов откликнулась, покинула остров, где была хоть в какой-то безопасности. Она спешила на твою просьбу о помощи, негодяй, а угодила в ловушку. Ответь мне, для чего ты рассказал шаману о Гретхен? И что такое ты рассказал, что старик отправился в трудный путь до побережья, чтобы лично встретиться с ней?
— Я… мы не говорили о Гретхен. Зачем бы я стал говорить о ней?! Поверь, об этом вообще речи не было.
— К назначенному месту встречи она прибыла на судне Мюррея, — безжалостно продолжал Ларт. — Это еще один твой друг, не так ли? Он погиб, и в смерти его виновен ты. А Гретхен осталась без защиты. Правда, с нею до конца был Шах-Велед, другой твой друг.
— Замолчи!.. Ты лжешь! До какого конца? Гретхен жива?! Я хочу ее видеть!
Ларт говорил, не обращая внимания на его слова:
— Вместе с Мюрреем погибли почти два десятка моряков — весь экипаж. Шаман приказал убить их всех, до последнего человека. А Гретхен и Шах-Велед стали его пленниками. Единственное, на что они надеялись, что их ведут в индейскую деревню, куда ушел ты, надеялись встретиться с тобой. Но привели их к каменной пирамиде, — к колоссу, сооруженному древними. Шаман привел туда Гретхен, в качестве… знаешь, зачем он привел туда Гретхен? — Ал мотнул головой. — Принести жертву духу, который, — как он считал, — обитает в пирамиде. Человеческое жертвоприношение, слышал про такое? Только благодаря чуду Гретхен не погибла под жертвенным ножом на вершине пирамиды. Ее спас Уитко. Ты, — подчеркнул Ларт, — обрек Гретхен на смерть. Она осталась живой вопреки всему, что ты сделал.
— Нет, — глухо проговорил да Ланга. — Этого не может быть. Все, что ты говоришь — этого не может быть. Мюррей жив… Гретхен… я ничего не говорил о ней шаману! Ты слышишь?! Я не говорил! Послушай, будь милосерден, позволь мне ее увидеть! Позволь говорить с ней!
— Почему ты думаешь, что Гретхен захочет видеть тебя после всех несчастий, что ты ей принес? Она не желает с тобой встречаться.
— Ты лжешь!..
Ларт лишь мрачно усмехнулся на это обвинение.
— Еще час назад ни она, ни Шах-Велед ничего не знали об ужасной судьбе Энтони Мюррея. Сейчас Гретхен оплакивает его и матросов, и корит себя в этих смертях. Если даже она пожелает увидеть тебя, как думаешь, что ты услышишь от нее в эти минуты? Но довольно, я ухожу. Не знаю, возникнет ли у меня желание опять говорить с тобой. Да, еще… Я должен тебе сказать. Сколь ни недостойны твои поступки, все же остался один человек, преданный тебе несмотря ни на что. Это Шах-Велед.
— Будь милосерден, Вершитель… Я не знаю сейчас, что могу сказать в свое оправдание… после того, что услышал… Одно скажу… мною руководила любовь…
— К кому?
— К Гретхен!..
— Ты лжец. Имя твоей любви — чудовищный эгоизм. Ты не знаешь, что любить — значит отдавать. Любишь ты одного себя. И принес Гретхен в жертву своему эгоизму.
— Я не эгоист. Я для нее все отдал бы… даже жизнь… Если… все случилось так, как ты говоришь… Это чудовищное стечение обстоятельств…
— То есть, ты не считаешь себя виновным?
Отведя от Ларта глаза, да Ланга помедлил и ответил:
— Согласись, человек, порою, совершает проступки, даже не помышлял об этом. Руководствуется добрым умыслом, но на деле он будто выворачивается изнанкой смысла…
— Так проступок или преступление? Виновен или нет? Впрочем, — скривил губы Ларт, — ответь мне только на один вопрос: сам ты на что осудил бы себя? Попробуй представить, что глядишь со стороны на кого-то другого, чья прихоть принесла страшное горе десяткам людей, что сказал бы ты? Какое наказание определил виновному?
— Я не вершу судьбами людей. Не перекладывай на меня своей долг, Вершитель.
— Ты не понял? Я дал тебе шанс.
— Тогда я просил бы о смерти.
Ларт повернулся к двери, и Ал да Ланга понял, что сейчас останется наедине со своими мыслями, сомнениями, вопросами.
— Погоди!.. — заторопился он остановить Ларта. — Пусть придет Авари!
Авари отправился к да Ланга тотчас же, едва узнал, что Ларт не намерен препятствовать их встрече. Вышел он от своего бывшего капитана не скоро, но все, о чем они говорили, осталось за стенами — Шах-Велед ни с кем не делился, а по лицу его, как всегда, ничего нельзя было прочесть. Но и так было понятно, что сказано было не мало, — Шах-Веледа, наконец, не сдерживал запрет Ларта и он сказал все, что считал нужным сказать. И наверняка разговор получился нелегкий. Много плохого случилось с того дня, как «Кураж» покинул гавань Маннестерре. Кто же предполагал тогда, в каких обстоятельствах им придется встретиться.