Через полтора месяца с того дня, как листовка попала в руки Ханса и Анны, они сидели в приёмной Карла Фридриха Мейкснера, российского казённого комиссара по вербовке и отправке колонистов в Россию. Вместе с ними приехал Клаус, отец Ханса.
До этого решительного шага случилось много разговоров, отговоров, обсуждений и слёз. Решиться было не просто. Страшно было не только объявить, но даже подумать: да, мы решили, мы уезжаем в Россию.
Дело сдвинулось к выбору, когда отец Анны привёз газету из очередной поездки в город. Мать Анны со слезами упрашивала дочь выбросить из головы эту дикую затею. Отец же, человек более прагматичный и менее эмоциональный, беспокоился больше о том, чтобы зять с их дочкой не вляпался бы в какую авантюру. На рынке он услышал выкрики мальчишки-газетчика и поспешил купить у него газету.
Вечером он всей семье — позвали и Ханса с Анной — вслух читал статью:
— О судьбе поселившихся в прошлом году в России колонистов газеты давали самые разноречивые сведения. Теперь мы имеем возможность правдиво заявить, что колонисты благополучно прибыли из Петербурга к месту своего назначения на 26-й день и поселены на знаменитой реке Волге. За всё время пребывания в пути из 269 семейств умер лишь один ребёнок, в то время как родилось 27 младенцев. Полученные от колонистов письма дышат счастьем и довольством. При здоровом климате и плодородной почве здесь можно добыть всё необходимое для пропитания в избытке за самую ничтожную плату. Так, например: 3 фунта белого хлеба стоят 7 ½ крейцеров; фунт размольного хлеба — 1 ¼ кр.; фунт пшена — 2 ½ кр.; ведро молока — 5 кр.; фунт меду — 3 ¾ кр.; фунт масла — 3 ¾ кр.; фунт говядины — 3 ½ кр.; фунт свинины — 1 кр.; живая сытая свинья — 1 талер; некормленая — 37 ½ кр.; добрая верховая и упряжная лошадь персицкой, калмыцкой или киргизской породы — 6 до 8 талеров; лучшая дойная корова — 4 талера; поросёнок — 3 ¾ кр.
— Это что же, я за свои кружева могла бы целого поросёнка получить?! — не утерпев, воскликнула Анна.
Мать посмотрела укоризненно, отец — строго, и неторопливо продолжил читать:
— Сытый гусь — 5 кр.; пара уток — 3 ¾ кр.; пара индеек — 5 кр.; 8 яиц — ½ кр.; рыба имеется в изобилии и за ничтожную цену. Овощи так дёшевы, что на 2 пфеннига можно купить количество реп, кольраби и пр. на обед для 8 персон. Редька и лук вырастают очень большими; сельдерей, петрушка и всякая иная овощь произрастают в изобилии. Ведро вишни стоит 5 кр.; 4 арбуза — 1 кр.; есть здесь и виноградники. Четверть сладкого красного или белого вина стоит 10 кр.; изюм и слива также очень дёшевы. Капуста растёт дико в поле. Конопля и лён растут здесь великолепно.*
Там же, в газете, было указано, что заинтересованные могут обращаться к Российским казённым комиссам по вербовке и отправке колонистов в Россию, чьи канцелярии находятся в городах…
Ульм был ближе всех из перечисленных городов.
Секретарь уже доложил своему начальнику и просители робели в ожидании, однако долго ждать не пришлось — из кабинета донёсся звон колокольчика, и секретарь встал, отворил дверь:
— Прошу вас.
Из-за стола поднялся высокий худой человек, приветствую вошедших, указал на стулья у стола:
— Располагайтесь.
Клаус выложил на стол газету.
— Мы читали листовку с Манифестом русской императрицы. А вот здесь, правда ли всё, здесь написанное?
— Я знаю эту статью. Да, абсолютная правда. Посмотрите имя, кем она подписана. Знаете, кто такой Смолин? Это сам русский посол. Тут правда всё, до последней буквы.
— Хорошо, — кивнул Клаус. — Как же происходит переезд?
— Прежде познакомимся. Я — Карл Фридрих Мейкснер, отвечаю за вербовку и отправку колонистов в Россию. Поставлен на это место русским послом, господином Смолиным, — кивнул он в сторону газеты. — А кто вы, кто хотел бы в Россию отправиться?
— Я — Ханс Крапп, это моя жена Анна, это отец мой, Клаус. Мы с Анной осенью поженились и думаем, не переехать ли нам в Россию?
— Вдвоём?
— Да.
— Чем вы занимаетесь? Что умеете?
— Крестьянствуем. Я в семье младший… Думаем сейчас, как нам лучше устроиться. Мы и в городе жить могли бы. Анна рукодельница, её кружево и вязание хорошо продаётся. Я шорничать могу, любую конскую упряжь слажу.
— Такие люди и нужны в новой колонии — умелые, работящие, ко всякому делу способные. И не бойтесь, колонисты предовольны своей жизнью в России. Приехали, вселились в новые дома, что специально для них построены были и ждали своих хозяев. Земли вдоволь, лишь трудись себе на благо. Говорите, вы Манифест Ёё Величества императрицы Всероссийской Екатериной Великой читали?
Все трое кивнули.
— Тогда, знаете, — налоги самые малые, в вероисповедании вашем никто никаких препятствий чинить не станет, в солдаты не призовёт. Деньгами Россия начнёт обеспечивать вас с той минуты, как мы договор заключим. Для начала путевую ссуду получите из расчёта мужчине шестнадцать крейцеров, женщине десять ежедневно.
— Двадцать шесть крейцеров каждый день? — переспросила Анна.
— Да, это будет на питание и прочие ваши нужды. Ну, а на месте, там посмотрите, что потребно будет для обзаведения — скот, инструменты для хлебопашества и рукоделия, материалы — на всё сможете из государственной казны денег получить, сколько захотите. А сколько просить — то сами решите. Поскольку это будет ваш долг. Вернёте его постепенно, когда крепко на ноги встанете — через десять лет. Без процентов, в три года. Всё ли вам ясно?
Ханс с отцом переглянулись.
— Ясно-то ясно… — медленно проговорил Клаус. — Не в обиду вам, герр Мейкснер. Да ведь как говорят, приветлив стлать, да жёстко спать.
Мейкснер кивнул:
— Ваши сомнения понятны и оправданы. Я бы удивился и не поверил бы человеку, сразу на такое предложение согласному. И даже заподозрил бы в чём-то дурном. Но я не прельщаю вас. Скажу вам больше. Когда меня назначали комиссаром, я получил инструкции. Так самым первым требованием указано: не обещать людям больше, чем определено в Манифесте. Инструкция вон, на стене, — указал он на бумагу казенного вида, в рамке под стеклом, — вы можете сами прочитать. Договор мы не сегодня подпишем, так что время подумать у вам ещё есть. Прежде договора вам надо взять от вашего сельского общества отпускное письмо. В нём обязательно должно быть указано, что вы не имеете никаких долгов. Подписать письмо должен так же ваш синьор. Если долги есть, мы возьмём их на себя.
— Нет, долгов у нас никаких нет.
— Это ещё лучше. С письмом вы опять приедете сюда, мы подпишем договор, и я отправлю его на утверждение в русское дипломатическое представительство.
— А что, могут не утвердить?
— Не беспокойтесь, это требуется по одним лишь соображениям порядка в бумагах. Первое — ваши имена дОлжно занести в особую книгу, куда всех колонистов вписывают. А второе — для отчёта о финансовых издержках по каждому человеку. Когда подпишем договор, тогда же я вам расскажу, когда и куда вам надо будет поехать, к кому обратиться. Будет это не ранее середины марта, раньше мы транспорты не отправляем.
— По какой причине? — спросил Ханс.
— Так сами, небось, знаете, насколько легче путь в тёплый и погожий день. Зачем лишние трудности людям? Да и на новом месте зимой определиться, жизнь наладить не просто. А в середине марта выехали, к середине апреля добрались — благодать! Но с отпускным письмо не тяните, как возьмёте, так и везите ко мне. В декабре, январе… чем раньше, тем лучше.
— Мы далеко-то не ездили никогда, — нерешительно проговорила Анна. — В Ульм вот — первый раз.
— Об этом не тревожьтесь. На всём пути до самого места с вами будет сопровождающий, он понесёт все организационные тяготы. Только в самом начале вам надо самостоятельно приехать в сборный пункт. Их достаточно много, они определены в городах на пересечении основных дорог. Здесь, в Ульме тоже есть. Но, наверняка, и поближе к вам такой пункт имеется. А дома вы ещё подумайте — может, сестры, братья тоже в колонисты захотят. Больше рядом своих людей — вам же легче.