За час до начала работы он был у себя в офисе. У технической обслуги рабочий день уже начался: гудели пылесосы, полотёры. Женщины в синих передничках со знаком фирмы катили свои тележки. Щётки, губки, специальные тряпочки для мониторов и прочей техники, пластиковые ведёрки и флаконы с моющими средствами — всё имело своё место и было постоянно под рукой. Колёса тележек беззвучно катились по толстому половому покрытию цвета молодой травы, которым были выстланы полы коридоров и бюро.
Хорошенькие девушки из сервиса развозили по кабинетам напитки и тарелки с печеньем. Бутылочки с минералкой, пепси и каким-либо соком оставляли на рабочих столах на маленьких, покрытых ажурными бумажными салфетками подносах.
Наладчик копался в недрах аква-автомата с минеральной водой. С заднего двора подъехала мусороуборочная машина, в её контейнер закидывали жёлтые и синие пластиковые мешки с мусором. Всё было как всегда, ничто не нарушало обычный, ежедневный ритм начала рабочего дня.
Виталия приветствовали с искренними улыбками.
Добиться места в его фирме, а тем более в генеральном офисе, считалось большой удачей. И не только из-за приличного жалования — людей привлекала атмосфера доброжелательности и партнёрства, в которой здесь работали. Никто не устанавливал тиранического контроля, не вызывал на ковёр и не распекал за промахи — но с прохладцей в работе тоже не мирились. Бывало, что работник — любого уровня — не вливался в коллектив и не принимал условий, в которых здесь работали. На таких Виталий и времени тратить не хотел, ни собственного, ни своих помощников — человек получал письмо с личной подписью Глебова и с выходным пособием в размере трёхмесячного оклада. Письмо уведомляло, что фирма не нуждается больше в услугах господина такого-то — на этом сотрудничество заканчивалось. Если чего и боялись те, кто работал на Глебовых, так именно подобного письма.
Виталию удавалось оставаться на той неуловимо тонкой грани, когда подчинённые уважают и любят руководителя, но при это не страдает дело. С Глебовым любили работать. Однажды давний партнёр сказал ему:
— Господин Глебов, вы из очень редких людей, которые приносят удачу.
Виталий тогда отшутился. А вот сейчас удача нужна ему самому, какое-нибудь счастливое стечение обстоятельств…
Виталий взглянул на красную папку — в неё секретарь откладывал письма, требовавшие скорейшего внимания господина Глебова, и перевёл взгляд на картину на стене. Сейчас никакие неотложные дела не могут требовать от него первоочередного внимания.
Обычно Виталию нравилось работать с письмами и документами, принимать решения, находить выходы из сложных ситуаций, то есть быть тем пусковым механизмом, который даёт первый импульс, и всё приходит в движение, набирает скорость и силу. Но сейчас он просто сидел за своим рабочим столом и смотрел на картину. Она обладала какой-то очень доброй энергетикой, всегда действовала на Виталия успокаивающе. Картин в офисе, вообще, было много: на стенах коридоров, холлов, бюро. Глебов ещё лет пятнадцать назад учредил Фонд поддержки молодых дарований. В частности, покупал работы талантливых художников. Благодаря Фонду, одарённые люди получали возможность заниматься любимым делом. И не важно, что часть их находили потом другой путь в жизни, но зато были и другие, чей талант получал всеобщее признание. Вот и эту картину Виталию подарил сам автор уже в пору своей известности, в знак благодарности и признательности.
Сюжетная многослойность делала картину загадочной, разноплановой. Хотя каждый слой говорил понятным языком о понятном. Вот маленькая заснеженная избушка среди зимних ночных равнин. Она должна бы казаться одинокой и затерянной, но ярко горящее окно делает её тёплым и уютным островком безопасности. А может быть здесь главное — небо? Чёрная, затягивающая бездна довлеет над холодным миром снега, не небо — космос. Или основное художник вложил в другой план, проступающий сквозь первый мерцающими контурами — будто осыпанные звёздной пылью, на снежной равнине возлежат огромные, спокойные и величественные звери: лев, бык, орлы. Ещё чьи-то очертания угадывались в тумане звёздной изморози…
Созерцанием Виталий заслонился от мыслей, которые в данную минуту только утомляли, были бесплодны и досадны. Он дал себе передышку.
Когда начали приходить сотрудники, Виталий отдал необходимые распоряжения секретарю и поехал к Кире.
Машина медленно катилась к дому по подъездной аллее, и Глебов пытался вычислить Теда Буссе, заранее зная, что едва ли это удастся. Остановился, достал сотовый.
— Тед? Ты где?
— На чердаке у Фергюссонов. Контролирую две стороны дома. Вижу вашу машину. Другие две стороны наблюдает Слай.
— Слай?
— Ох, это мы новенького нашего так прозвали. Извините.
— А-а, этот «малыш». Действительно, похож на Сталлоне.
— Не беспокойтесь, господин Глебов, мы всё держим под контролем. Приезжал знакомый молочник, оставил корзину у входа. Потом с заднего двора забрали мусорные контейнеры. В семь сорок в гараж прошёл ваш водитель, в половине восьмого на своём авто уехала ваша дочь.
— Спасибо, Тед. Устал?
— Вы же знаете, я трое суток могу не есть и не спать. Вот без кофе не могу, это моё слабое место, — коротко рассмеялся Тед. — Но у меня с собой два термоса.
Да, Виталий мог и не спрашивать — именно за исключительные качества, в том числе и за феноменальную выносливость, платил Глебов очень неплохие деньги Теду Буссе и его парням.
Значит, Кира дома одна. Прислуги у них не водилось, Кира так и не захотела привыкнуть к посторонним людям в доме. Только раз в неделю приходила женщина — уже много лет одна и та же, чтобы помыть стёкла, натереть полы, почистить мебель. А с повседневными хлопотами Кира управлялась сама. Одно время у них были домработница и кухарка, это когда Анютка была совсем крохой, и всё Кирино время принадлежало ей. От няни Кира тогда быстро очень отказалась и занималась детьми сама. Когда Алёша с Аннушкой подросли, Кира стала обходиться почти без посторонней помощи в доме. В бытовом смысле их жизнь мало чем отличалась от той, которой семья Глебовых жила в России.
Открылась дверь и на залитую солнцем террасу вышла Кира. У Виталия вдруг заныло сердце от какой-то пронзительной, щемящей нежности к ней. Она шла к нему по узкой, выложенной плитками дорожке между кустами цветущих рододендронов. Виталий вышёл из машины ей навстречу. Подойдя к мужу, Кира проговорила с улыбкой:
— Я подумала, что ты застрял в машине, пришла вызволять тебя.
— Что бы я без тебя делал? — наклонился Виталий, чтобы поцеловать её.
— Ну да, ты как маленький — завтрак стынет на столе, а ты сидишь в машине.
— Да? Все маленькие так и делают?
— Представь себе! Мужчины все одинаковы, что маленькие, что большие. Только у больших мальчиков игрушки дороже. — Кира говорила с улыбкой, и смотрела Виталию в глаза. — Всё в порядке?
— Конечно.
Она провела ладонью по его щеке, вздохнула:
— Ну, тогда пошли завтракать.
Виталий сильно сомневался, что Кира не подозревает о каком-то неблагополучии. Конечно догадывается. А не настаивает лишь благодаря своей терпимости: «Ладно, скажешь, когда захочешь».
Сейчас он ещё не мог взвалить на неё груз беды. Пусть догадывается, но пусть не знает, насколько это сёрьезно и страшно. Он ей всё скажет, чуть позже, когда будет что-то определённое. Когда будет какой-то результат, тогда он найдёт чем её обнадежить, в чем утешить — надеялся Виталий. Взваливать на неё груз неопределенности — что может быть тяжелее этой ноши?
Из дома он поехал не на работу, а снова к Алексею с Ольгой.
Оля кормила завтраком Наталью. Увидев Виталия, она улыбнулась с явным облегчением. Но это не скрыло, что глаза её блестят от недавних слёз.
— С чего это ты? — спросил Виталий, и Оля поняла — перед Виталием не надо «держать лицо». Оно стало жалобным.
— Мне кажется, — глаза опять влажно заблестели, — Алёше стало хуже.
— Х-м-м… Не самая хорошая новость. Но это только означает, что надо звать врача.
— Да ведь так и до полиции может дойти.
— Ну что ты. Мы же Алёшку не в клинику повезём. Ты про Антона знаешь уже?
— Нет. Кто это?
— Наш друг и семейный доктор. Пойду поднимусь к Алёше. Да, хочешь, обрадую тебя хорошей новостью?
— Нашли обои?
Виталий рассмеялся:
— Обои — тоже. Я посылал в магазин, там сделали заказ на склад, и после обеда нам привезут рулон.
— Отлично. А что ещё?
— К нам собирается приехать Крёз.
— Крёз?! Вот это да! — глаза Ольги засияли искренней радостью. Но тут же она с тревогой спросила: — А почему?
— Я звонил ему. Думаю, он сможет нам помочь.
— Господи… Это же очень хорошо!
— Вот видишь. А ты думала, причин для радости совсем не осталось?
— А когда он приедет?
— Сегодня должен позвонить и сказать. Но мне кажется, уже можно готовиться к встрече, — улыбнулся Виталий.
Когда он поднимался по лестнице, улыбки в его глазах не было. Олины слова о том, что Алёше стало хуже, сильно его встревожили.
— Отец!.. — Едва открыв двери, он встретил взгляд Алексея. — Какие-нибудь новости?
— Нет. Каких новостей ты ждешь?
— Не знаю. Плохих, наверно.
Вид Алёши нисколько не уменьшил беспокойства Виталия. Горячечный блеск глаз, румянец, нездоровое возбуждение — всё это были тревожные симптомы.
— Мама уже всё знает? Как она?
— Я ещё не сказал. Успеет, узнает.
Зазвонил сотовый. Виталий, не перебивая выслушал говорившего, и сказал:
— Хорошо, я жду вас. Да, там же, — убрал телефон. — Ну вот, скоро новости будут.
— Кто это?
— Постарайся поменьше говорить, Алёша, не трать силы.
— Я отлично себя чувствую.
— Да-да, вижу. Этого человека я попросил разузнать о вчерашнем вашем госте.
— Это тот, что вчера…
— Да, тот человек, что был вчера, с сыном.
— Кто они?
— Старые знакомые, — думая о чём-то другом, медленно ответил Виталий. — Больше пяти лет их знаю. — Алексей смотрел по-прежнему вопросительно, и Виталий объяснил: — Нас свел один случай. Александр считает, я тогда спас жизнь Ричи, его сыну.
— Ты мне никогда не рассказывал.
— Ну, мало ли чего я не рассказывал тебе, — усмехнулся Виталий.
— И не собираешься?
— Да нет, отчего же. У Александра куча родственников здесь, и род их очень дружный, сильный. И есть родовая черта — тяга к авантюрам. По крайней мере, почти все их мужчины тогда всем прочим промыслам предпочитали нелегальные. Александр тоже не был исключением. А потом произошла история с наркотиками — бесследно исчезла крупная партия. Родственники Александра никакого отношения к ним не имели. Но Ричи угораздило что-то об этом узнать, случайно. Короче парень оказался в опасной ситуации — сначала его решили использовать, и Ричи попал под следствие, как главный обвиняемый. До суда дело наверняка не дошло бы, парнишку раньше убрали бы. Вот тогда я и познакомился с Александром — он пришёл просить помощи. Пришёл от отчаяния — Ричард у него единственный сын. Всё без утайки рассказал. И я дал показания, которые создавали алиби его сыну.
— Сказал неправду?
— Конечно.
— Ого!
— Бог знает, почему я это сделал. Понял, что парень действительно невиновен, что жить ему считанные дни осталось. Поверил отчаянию отца. А вот думал ли тогда, что преданность подобных людей мне будет полезна — не помню.
— А почему он к тебе?
— По единственной причине — прадед Александра верой и правдой служил здесь твоему прадеду. У них русские корни. Когда с Ричи сняли обвинение, они устроили тут маленькую войнушку. И на этом со своей криминальной карьерой закончили. Я наблюдал за ними. За пять лет у меня не было повода разочароваться в этой семье. В общем, мне не пришлось пожалеть о том часе, что я провел у следователя.
— Мне ещё многому надо учиться у тебя, отец, — улыбнулся Алёша.
— Учись, — без улыбки ответил Виталий. И спросил: — Будем звать Антона, Алексей?
— Считаешь, необходимо?
Виталий задумчиво покивал головой.
— Папа, но у меня всё в порядке, я справлюсь.
— Хотя мне бы очень этого не хотелось, — проговорил Виталий, словно не слыша сына.
— Ты не доверяешь Антону? — удивлённо спросил Алексей.
Виталий невесело усмехнулся:
— Было бы с тобой всё в порядке, такой ерунды не сморозил бы. Трогать мне его не хочется… Может быть, впервые за столько лет он принадлежит лишь самому себе. А мы его опять на верёвочку.
— Давай, подождем ещё.
— Нет.
— Но где его искать?
— Искать его не надо, — Виталий поднял трубку телефона.
После нескольких гудков автоответчик предложил оставить сообщение. Глебов проговорил в трубку:
— Антон, позвони как сможешь.
— Ты что, всё это время знал?.. — Алёша удивлённо смотрел на отца.
— Конечно, знал.
— И не сказал Анютке?!
— Почему не сказал? Я не скрывал от неё, что Антон мне звонит.
— Как же она не выпытала у тебя его номер?
— Пыталась. Даже реветь пыталась. Пришлось прикрикнуть.
— Да неужели? — развеселился Алёша. — На это стоило посмотреть.
Виталий рассмеялся вместе с ним, потом сказал:
— На самом деле, это вовсе не смешно. Всё это очень даже грустно. И помочь ничем не поможешь. Алёша, вот что мы сделаем. Сейчас я встречусь с Александром, потом поеду домой, объяснюсь с нашими женщинами. Потом вернусь и заберу тебя к нам. Здесь тебе нельзя оставаться, здесь Барбара, Лали. Им как раз отсутствие твоё легко объяснить… то есть, они знают — ты в Англии. Ольга, конечно, не охотно с твоим переездом согласится, но что делать? Так надо. К тому же у нас она может дневать и ночевать. А здесь Анютка её развлечет. — На вопросительный взгляд Алёши Виталий ответил: — Я не собираюсь устраивать ей свидание с Антоном, сошлю сюда. Если он захочет — увидятся.
— Жестко ты с ней…
— А с ним? Он друг мой, понимаешь ты? Я ведь не железяка бессердечная, Алёша… Как я должен?
— Прости, отец… Это я не подумав ляпнул…
Да, легче всего было бы хоть здесь не осложнять себе жизнь и не изводить себя мыслью, что против воли Антона тянет его назад. Ну в самом деле, обстоятельства, видно уж судьба, чтоб так было… причем здесь я. И никому, даже Антону в голову не пришло бы его винить. Но куда деть осознание, что не судьба так поворачивает, это он, Глебов, заставляет Антона вернуться в дом, из которого тот бежал. Вздохнув, Виталий сел на край дивана, провёл ладонью по щеке Алёши.
— Таблетки сегодня пил?
— Оля давала.
Виталий удовлетворенно кивнул, ободряюще улыбнулся сыну.
— Папа…
— Ничего, Алёшка, прорвемся. Да! Ольге сказал, а тебе забыл. — И Виталий сообщил новость о Крёзе.
— Вау-у! Здорово! Ты рад?
— Даже больше, чем ожидал.
— А что Оля?
— Воспрянула духом.
— Папа… как она? Я боялся…
— Нормально. Ольга держится молодцом.
— Ты знаешь… она тебя боится…
— Уже нет, — улыбнулся Виталий.
— Да?! — У Алёши даже глаза засветились. — А я не знал, что делать… Как тебе удалось?
— Просто поговорили вчера. Всё. Радуйся молча, разболтался, что Цицерон. За Олю не переживай, я не дам ей духом падать. Мама — тем более. Я думаю, теперь Ольга будет охотнее бывать у нас. Тем более, что тебя заберём к нам — куда ей деваться?
Алексей длинно вздохнул, и это был вздох огромного облегчения. Виталий коротко рассмеялся:
— Кажется, это беспокоило тебя больше, чем всё остальное?
— Ага.
До них донеслись голоса — Ольгин и мужской.
— Ну, вот и Александр, — поднялся Виталий.
Виталий сел в машину, но прежде чем повернуть ключ зажигания, позвонил дочери.
— Нюта, ты где сейчас?
— Еду в библиотеку. А что?
— Отложи библиотеку, малыш. Я должен сказать маме и тебе кое-что важное. Возвращайся домой.
Анюта была уже дома, когда приехал Виталий, встретила его вопросом:
— Ну, пап? Что случилось?
Он глянул на Киру. Она смотрела на него молча, но взгляд, лицо… Она уже знала, чего потребует от неё известие, и приготовилась, собрала свою волю в комочек.
— Может, ты дашь мне войти, торопыга?
Виталий прошёл в гостиную, повернулся к вошедшим следом жене и дочери.
— Да, случилось кое-то… Плохое. Это Кочевник, Кира, он про нас не забыл.
Анюта испуганно ойкнула.
— Это тот, что Алешу?..
— Да. Вчера вечером к Ольге явился человек от него. Сказал, что Кочевник предложил нам откупиться от него миллионом. Иначе они распространят здесь некие фотографии. Потом этот негодяй вошёл во вкус, решил воспользоваться тем, что Ольга дома одна. К счастью, в это время вернулся Алёша, рейс отменили. Ну, а потом… Алексей хотел задержать его, тот полез за пистолетом. Ольга кинула в него шкатулку и попала в голову. В общем… этот человек больше никому угрожать не будет. Но у Алёши прострелено плечо.
Анюта, прижав ладони ко рту, огромными глазами смотрела на отца. Виталий подошёл к Кире, взял её руку, прикоснулся губами к ладошке.
— Не пугайтесь больше, чем надо. У Алёши ничего опасного нет, а с остальным… Я уже всё сделал, что было необходимо. Уже известно, что он был один, без напарника. В отеле где он жил, тоже поработали по моей просьбе. Все его следы уничтожены, человек испарился вместе с вещами. Там посчитают, что русский не захотел платить и сбежал. Искать его никто не будет, пока не истечёт срок визы. Но это не скоро, месяца через три-четыре. В конце-концов решат, что он, вероятно, нелегально выехал в какую-то другую страну, куда не имел въездной визы.
— А Кочевник? — спросила Кира.
— С этой сволочью надо разбираться не здесь. Для этого сюда приезжает Кр з, и меня это очень радует. Теперь вот ещё что, Анюта. Нам нужен Антон, я вызвал его.
Анюта быстро встала. И во взгляде её к отцу отчаяние перемешалось с ликованием, и на дрожащих губах то возникала улыбка, то исчезала, чтобы через секунду вернуться опять. Она обернулась к матери, как будто искала в ней опору или подтверждение сказанному отцом. От этих её глаз, от дрожащей улыбки, от вида напряжённой тоненькой фигурки у Виталия защемило сердце.
— Анюта, — сказал он мягко. — Нечему радоваться. Скорее всего, ты его не увидишь.
Лицо девушки вытянулось, погасло
— Папа… — пролепетала она отчаянно, одними губами.
— Сама ты даже не попытаешься это сделать. Пожалей его. Ведь он не вернулся. Дай ему возможность самому решать.
Анюта закрыла лицо руками, сникла. Кира подошла, обняла её.
— Девочка моя, бедная моя… Отец ведь прав.
Поникшие плечи задрожали.
— Алёшу я сейчас привезу сюда, а ты будешь жить в его доме, с Олей, пока я не разрешу тебе вернуться, — сказал Виталий.
Девушка резко повернулась к нему, обиженно глянула сквозь слёзы:
— Папа! Ты совсем-совсем не любишь меня!
Виталий вздохнул:
— Конечно, люблю, — протянул к ней руку. Помедлив, Анюта всё же подошла. — Как же мне не любить тебя, солнышко моё маленькое. Мне тоже больно… Но так надо. Я очень надеюсь, что Антон захочет с тобой увидеться.
— Он захочет?.. — всхлипнула Анюта.
— Да. Надеюсь.
Она качнулась к отцу, прижалась к нему. Виталий гладил её волосы, плечи.
— Ничего, всё образуется, маленькая, — проговорил он, глядя на Киру поверх головы дочки.
— Виталий… всё же, что с Алёшей? — спросила она.
— Да-да, — поспешно отстранилась Анюта, подняла заплаканное лицо. — Как Алёша?
— Страшного ничего нет. Рана сквозная, пуля вышла. Мы с Олей уложили его в постель, но он уверяет, что чувствует себя отлично. Да вы сами убедитесь, я сейчас поеду за ним.
— Мне собираться? — грустно спросила Анюта.
— Антон ещё не перезвонил, я на автоответчике сообщение ему оставил. Позвонит, тогда я тебе скажу.
Виталий встретил его, едва тот вышёл из машины. Молча подал руку. Потом потянул к себе, крепко сжал плечи.
— Здравствуй, блудный. — Не скрываясь, рассматривал его лицо. Усмехнулся: — А тебе на пользу.
— Да ну тебя, — вяло отмахнулся Антон, — с твоими насмешечками.
— Я правду, а тебе — насмешечки.
Антон похудел, с лица ушло выражения добродушия, оно стало твёрже, резче.
— Я извёлся за дорогу, а ты с комплиментами. Говори уже, случилось-то что?
— Случилось, — улыбка исчезла. — Пошли.
Кира в нетерпении ждала Антона у двери комнаты, где разместили Алёшу.
— Антон?! Что?! — шагнула она к нему, беспокойным взглядом уже пытаясь отыскать ответ в его лице, в глазах.
— Не волнуйся так. Украсится твой сын боевым шрамом, про всё остальное и думать забудет.
— Правда? — Кира выдохнула, и кажется, расслабилась лишь теперь. — Ох, Антон, я ведь только сегодня узнала всё, Виталий не говорил. Но эти часы, пока ты ехал, показались кошмаром. У Алёшки температура, антибиотики не помогают, тебя нет! У меня, конечно, первая мысль про заражение.
— Заражения нет. А температура — ну, а как? Не царапина всё же, и кость не задело чудом. Вот организм и напрягается, штопает.
— Антон, — с чувством проговорила Кира, — не уезжай больше! Вот бросил ты нас, и видишь, как наперекосяк всё пошло.
— Не преувеличивай.
— Я только чуть-чуть. Правда, нам без тебя никак, друзей бросать нельзя. Ты даже не представляешь, как я тебе рада. И не потому что Алёша… Не только из-за этого. — Она прикоснулась ладонью к его щеке. — Антон-Антон…
Он повернул голову, прижался на мгновения лицом к её ладони — Кира опустила руку. Антон с тоской посмотрел на неё:
— Это у меня наперекосяк…
— Пройдёт плохое, Антон… Правда. — И снова улыбнулась, переламывая возникшую паузу: — А знаешь, ты стал интереснее.
— Опять «чуть-чуть»? М-м?
— Дурачок. Женщина говорит тебе комплимент. Почувствуй разницу.
В дом кто-то вошёл — они услышали быстрые шаги.
— Это Оля! Наверно с тех пор как Алёшку забрали у неё, успела испереживаться. Знаешь, Алёшке повезло. У него замечательная жена.
— Наверно, это наследственная черта Глебовых.
Кира улыбнулась.
— Пойду успокою и обрадую.
— А супруг твой где? У себя?
— Да, иди, Виталий тебя ждёт.
— Ты почему меня ещё вчера не позвал? — входя в кабинет Виталия, Антон начал с упрёков.
— Надо объяснять? — прохладно спросил Виталий.
Антон вздохнул, отвёл взгляд:
— Не надо.
— А то я могу. Послушай, а может, ты просто трусишь, в холостяцкую жизнь втянулся?
— Иди ты, Глебов, к чёрту, догада ещё нашёлся! А… где она?
— В ссылку отправил. Не бойся.
Антон помолчал, и, не глядя на Виталия, спросил:
— Как она?
— Как? А то не догадываешься… Устраивала мне тут истерики, выпытывала, где ты есть. Видишь ли, Антон, это Кирино произведение. С виду она — девчонка легкомысленная, но это её роль в семье. Статус младшенькой, баловницы. А серединка у неё Кирина, тоже в любви трагикомедии не приемлет. И уж если, не дай Бог, трагедия, то по самому большому счету. Брось ты всё это, Антон, поезжай к ней, и будьте счастливы.
Антон отвернулся в окно, на скулах вспухли желваки. Потом сказал:
— Она же мне всю жизнь, как дочка была… Не могу я. И без неё не могу.
— Кончай ты эти фрейдистские сопли развешивать — разозлился Виталий. — Мучаешь её и себя, а толку? А мы? Нам, думаешь, всё по барабану? Каково мне сказать, что ты приезжаешь, и выкинуть её из дому?! А Кира? Хорошо устроился, сидишь себе там, с берега поплёвываешь да водку трескаешь. А она — с нами, мы на неё каждый день любуемся!
— Не трескаю больше, — глухо проговорил Антон.
Виталий замолчал, Антон сидел, низко опустив голову.
— А может тебя сам факт возвращения смущает? — усмехнулся Виталий. — Так с этим у нас давно всё ясно вроде.
Антон поднял голову и встретил прямой взгляд Глебова. Смотрел молча, не решаясь впрямую высказать угаданную мысль Виталия. Тот покачал головой:
— Да, Антон. Ты ведь тоже не забыл, какое это счастье, когда возвращается тот, дороже кого нет в целом свете?
Славский отвёл глаза. Виталий взял листок бумаги, коротко написал и передвинул ему.
— Алёшин адрес.
Взгляд Антона метнулся к листку.
— Прости, Антон. Честное слово, я не хотел вмешиваться. Потому и не звонил вчера.
Антон усмехнулся, помотал опущенной головой:
— Ох, Глебов…
— Ты, доктор, диагноз неверный поставил. И выписал неправильное лекарство. Оно не помогает. Исправляй свои ошибки.
Антон и к ступенькам подойти не успел, как дверь распахнулась и вылетела Анюта. И замерла, растерянно глядя на него, ожидая первого слова. Он жестом капитуляции поднял вверх руки. Лицо её задрожало, потом она метнулась к нему, заколотила кулачками по груди:
— Вредина! Вредина! Я тебя ненавижу! Как ты мог меня бросить?! Ты гадкий! Я тебя всегда буду ненавидеть! — обвила, ткнулась в шею мокрым лицом: — Я же люблю тебя!
Антон молча обнял её, прижал к себе и закрыл глаза. Знал, что если скажет сейчас хоть слово, то уже не сможет сдержать того, что жжётся под веками.