В тот вечер они засиделись допоздна. Крез и сам не ожидал, что воспоминания и рассказ Ксене о Глебовых разбудит в нем столько чувств, согреет душу. Ксеня же испытала почти всю ту гамму переживаний, как, незадолго до этого, Арвид. Сначала — нечто вроде досады — зачем ей знать о каких-то чужих людях, зачем ей это лишнее знание?! Ну, выслушает она Олега Михайловича. Что изменится? Нужна ей эта чужая далекая жизнь? Свою бы наладить… Потом она подумала, что Евдокимов и хочет как раз отвлечь ее от собственных дум. Потом… Потом исчезли посторонние мысли. Безликие и безразличные ей тени обретали живые черты, характеры, Ксеню затягивали их судьбы, она болела за них душой, сопереживала и хотела знать о них еще и еще. Но когда она слушала историю Алексея и Ольги, смутная тревога зародилась в ее душе. И она начала понимать, что рассказ этот Евдокимов затеял вовсе не для того, чтобы скоротать вечер. И когда вспыхнула пугающая догадка, Ксеня едва не закричала: «Хватит! Пусть все останется так, ничего больше не говорите!..» Но не проронила ни слова. И Крез глухо сказал:
— Твой вопрос, Ксана, — почему Арвид должен это делать. Я не знаю, как ответить. Что бы ни сказал, прозвучит нелепой попыткой оправдаться… Виталий попросил помощи — я нашел Арвида. Я чувствую себя очень перед тобой виноватым, Ксана, девочка… И еще более потому, что случись времени чуточку повернуть вспять… я бы опять позвал именно Арвида… теперь, когда узнал его… Ты прости меня, девочка.
Ксеня подняла на него глаза, в них стояли слезы. Помолчав, она сказала:
— Хорошо, что вы рассказали мне о них, — она грустно улыбнулась одними лишь губами. — Я готова была возненавидеть их… Не их… а из-за кого Арвиду пришлось опять стать… опять… — она замолчала, не смея назвать Арвида страшным словом: «убийца». Сделав над собой почти физическое усилие, она переступила через него, как через пропасть или как через гадюку. — Я сейчас вижу — ненавидеть их, это нельзя, грех… Теперь у нас как будто одна беда… — слезинки все же сорвались и скользнули по ее щекам.
«Потому, что ты оказалась с ними в одной лодке. Хотя тебе и не надо было туда», — подумал Крез и виновато проговорил:
— Уж если ненавидеть, то меня, не их. Благодаря мне вы приобщились…
— Наверно, так быть должно, — длинно и прерывисто вздохнула Ксеня. — На все воля Божья…
…Тогда не переживай так, не умирай от страха, коль признаешь волю Божью. Отдай все в его руки и молись…
Нет, не сказал этого Крез. Она и сама это знала. Но одно дело знать, и совсем другое — ежеминутно помнить, что человек, единственный твой человек, оставил тебя, чтобы переступить через Божий закон. И как же в таком случае искать у Бога заступничества ему, убийце?.. Знает все это Ксеня. И одно, чем можно помочь ей — заставить ненадолго забыть про свою боль.
— У меня есть несколько видеокассет, Ксана. От Глебовых. Если захочешь, можешь смотреть их. Не сегодня, конечно. Смотри, уже чуть не полночь! Заговорил я тебя. Пошли спать?
— Действительно! А я думала, еще рано. И не заметила, как время прошло, — Ксеня поднялась. — Спокойной вам ночи, Олег Михайлович.
— И ты, милая девочка, спи спокойно. Не тревожь свою душу понапрасну. Придут плохие мысли — гони их взашей. Все будет хорошо.
Стихли легкие шаги, ночная тишина объяла дом. Крез подошел к окну, открыл жалюзи. В темном небе, усыпанном звездами, висела большая луна. В ее свете видна была опушка недалекого леса, оттуда не доносилось ни звука. Крез знал, что в лесу есть люди. Сколько — его не интересовало. Их ровно столько, чтобы они, четверо в доме, чувствовали себя в безопасности. Крез не интересовался, каким образом налажена охрана. Есть человек, профессионал, которому он хорошо платит именно за то, чтобы каждая деталь была продумана. А Крезу достаточно было знать, что неподалеку оборудована база, что люди, на него работающие, обеспечены всем необходимым, в том числе едой и нормальным отдыхом.
Он вздохнул и отошел от окна. Хорошо советы давать: не тревожь понапрасну душу. Впрочем, сегодня — он знал — Ксеня заснет с другими мыслями, не с теми, которые обступают ее каждый вечер, едва только она останется наедине с ночью.
А сам он? Кажется, столько рассказал Ксене — все, что помнил. Ан нет, разошлась память, и нет на нее удержу. Как уснуть теперь? «Жить воспоминаниями — таков удел стариков, — усмехнулся Крез. — Ну уж дудки! Вспоминать потом когда-нибудь буду. Если время останется». Он подошел к столику с телефоном и сел в кресло.