Крез успокоил Киру отсутствием плохих новостей, а новости уже были. И нехорошие. Но Евдокимов не лгал Кире, он еще сам не знал, что ситуация вышла из-под контроля. Крез не знал, как много изменилось в последние часы не в их пользу, и что только у Арвида еще остается шанс переломить ход событий, вогнать их в нужное русло и подчинить своей воле.

поставил. Арвид играл на грани фола, и с кем?! Как могло бы способствовать хоть малейшей надежде то — Крезу это было яснее ясного, — что Арвид не видел реального соотношения сил. Знай Арвид подлую натуру Шерхана так, как знал его Крез, он остерегся бы сходиться с ним открыто, лицом к лицу. Скорее всего, он рассчитывал, что Матвей и Крез вовремя вступят в игру, придут ему на помощь, сделав некий ход, неожиданный для Шерхана. Но этому ожиданию не суждено сбыться потому, что экстренное сообщение, посланное Арвидом, Иверев не получил так скоро, как Арвид надеялся.

Последний их сеанс связи прошел точно в обусловленное время. Арвид подтвердил, что все идет по плану, что сейчас он ищет подходы к Шерхану, следующая связь — по расписанию. И Матвей занялся своими делами — поехал в одно отдаленное горное село. Через считанные часы пришло следующее сообщение Арвида, тревожное, срочное, но Матвея уже не застало — получить его было некому.

Матвей задерживаться в селе не собирался: только туда и сразу обратно. По дороге, уже перед самым селом его прихватила гроза, но у Матвея она никакого беспокойства не вызвала. Подумаешь, невидаль! Грозы в эту весну налетали часто: погрохочет, и опять небо сияет чистой голубизной. Но, когда он собирался в поездку, никто ни разу не обмолвился Матвею про одну местную «достопримечательность». При въезде в село был мост. Какой растяпа проектировал его, это Матвею было все равно. А сельчане вспоминали этого грамотея всякий раз, как оказывались отрезанными от мира: после любого мало-мальски приличного дождика горная речка поднималась, и мост уходил под воду. А уж весной, когда река и без того была полноводной, любая лишняя капля с неба становилась для села бедствием. И всякий раз люди боялись, что мост уплывет, не выдержав бешеного натиска. В общем, в село Матвей попал, а вот назад… — вода хлестала через мост, вскипая бурунами вокруг боковых ограждений. Потом под напором разыгравшейся стихии подалось одно звено, накренилось другое… Под бурлящей водой ничего не было видно. Вполне могло случиться, что и настил местами был сорван потоком.

Арвид вел счет каждому часу, балансируя между необходимостью спешить и совершенно противоположной нуждой — тянуть время. Он не знал, что время утекает впустую, бестолку — Матвею предстояло вернулся к себе лишь на третьи сутки. Только тогда сигнал беды, посланный Арвидом, прозвучит. Но время уже безвозвратно уйдет.

Арвид стоял в расслабленной позе. Сначала он обвел глазами комнату, в которую его привели, потом взглянул на Шерхана, все это время так же разглядывавшего его.

— Глебов живет в своей Швейцарии, — помедлив, проговорил хозяин. — А ты — в России. Каким образом ты пришел от него?

— Так поставь себя на место Глебова. Сам ответишь.

— Не смей говорить мне «ты»! — резко поднялся со стула Шерхан.

— Тогда подай пример вежливости, — спокойно улыбнулся Арвид.

— Ты прокрался в мой дом, как вор! А с ворами не говорят вежливо! С ним разговор совсем другой!

В руке его, как из рукава фокусника, появилась плеть, он резко взмахнул ею… Но эффект внезапности пропал даром — Арвид видел, как Шерхан прихватил ее со стола, направляясь к нему. Плеть и руки Арвид, схваченные наручниками, вскинулись одновременно, и Шерхан не понял, почему гладкая рукоять рванулась и рыбкой выскользнула из его ладони. В следующее мгновение по нервам ударил резкий неприятный звон, — ваза, стоявшая у стены, рассыпалась форфоровыми обломками.

— Стоп! — Арвид поднял раскрытую ладонь, как барьер на пути ярости Шерхана, готовой пролиться. — На этом давайте притормозим. Иначе вы, господин Нигматуллин, снова кликните своих нуреков, и разговора опять не получится. Мне лишние неприятности не нужны, я только хотел напомнить сказанное вчера: я не мальчик для битья.

Прищурив глаза, Шерхан стоял неподвижно и смотрел. Вчера он понял, что незнакомец опасен и с ним надо поосторожнее. Так что, за ночь это впечатление ослабло, или он все же не понял насколько опасен нежданный визитер? Ведь плеть могла хлестнуть не по вазе… Шерхан отлично знал, что этим оружием можно убивать ничуть не хуже, чем любым другим. А то, что незнакомцу это вполне под силу, он верил, для этого достаточно было видеть его невозмутимое лицо, как он держал плетку. Но главное — очень спокойные серо-голубые глаза, в которых не было ни волнения, ни боязни, ни любопытства…

— Хорошо, — чувствуя неожиданную сухость в горле, согласился Рустам, — будем говорить. Худой мир лучше хорошей драки. Но для начала бросьте плеть.

Рукоять из тяжелого дерева звонко стукнула о плитки паркета. Нигматуллин удовлетворенно кивнул.

— Как вас называть?

— Олег.

— Вы отличный боец, Олег.

— В драке важен не размер собаки, а размер драки в собаке.

Шерхан расхохотался, запрокинув голову — и продолжая держать Арвида боковым зрением в поле видимости.

— Неплохо сказано!

— Дарю. Эйзенхауэр сказал, не я.

— Не важно, — Рустам указал на кресло, предлагая Арвиду садиться.

Сам он вернулся за стол, подняв с пола плеть.

— Хорошее кресло, — похвалил Арвид, откидывась на спинку. — Отлично расслабляет.

Шерхан уловил иронию в его голосе и с неудовольствием внес еще один штрих в свой собственный портрет противника, на этот раз о проницательности парня.

Кресло это и в самом деле, стояло здесь не просто так. Оно было большое, низкое, рыхлое, с глубоким сиденьем. В нем хорошо было отдыхать, подремать даже. Но не вести деловой разговор. В случае же, когда разговор становился хоть чуточку напряженным, тогда внутреннее состояние человека и его поза противоречили друг другу, создавали дискомфорт, выбивали из колеи. А если собеседник Рустама пытался резко встать, он становился смешным. Кресло не выпускало из своих недр просто так, его рыхлость не совмещалось с энергичными, четкими движениями, и человеку приходилось нелепо выкарабкиваться из него. Рустам же сидел на жестком стуле, собранный, подтянутый, внутренне посмеиваясь над попавшим в кресло, как в ловушку. А вот над с этим — посмеяться не получилось.

Назвавшийся Олегом и вправду расслабился, сидел совершенно спокойно, а Шерхан вдруг вспомнил, как вчера он, избиваемый на полу, вскочил одним движением, со спины. И понял, что выпрыгнуть из этого дурацкого кресла парню будет ничуть не труднее.