Звериное чутье не подвело Седого и на этот раз. Он безошибочно указал Кириллу на новичка. Седулову будто приговор зачитали, когда он случайно увидел того парня. Чем он от прочих отличался? Да Бог его знает! Но что-то было в лице…
И давно бы обогатилось зековское кладбище Седуловой могилкой, если бы не следовал он неукоснительно Кириному совету: пореже оставаться в одиночестве. Первое время Али ни то чтоб мучился, но испытывал неловкость, сознавая, что из-за него Кира нарывается на беду. Ведь не пожалеют, если что, обоих порешат. Конечно, с Кириллом справится не всякий, да и сам Али далеко не слабак, но так это ж если в открытую вышли бы, лицом к лицу. А тут тебе не галантный век, и в безликой толпе вовсе не рыцарская рука воровато и молниеносно ткнет под сердце заточкой. По десять раз на дню Али ждал этого удара, каменел спиною в толпе. Но спину прикрывал Кирилл, и в две пары глаз чутко ловили они действия всякого, кто оказывался рядом.
Али нервничал. Но в общем-то такое состояние не мешало ему, наоборот, мобилизовало и было на пользу. Седулов не суетился попусту, не шарахался от всякого стука, не вздрагивал. Он был на взводе, подобранный, как хищная кошка на охоте, с обострившимися чувствами, чуткий, как музыкальная струна, мгновенно отзывающаяся на малейшее прикосновение. Глаза, и без того неласковые, стали похожи теперь на черный зрачок мгновенно вскинутого оружия, готового полыхнуть смертоносно. Кириллу в какие-то моменты казалось, что вот-вот верхняя губа Седулова дрогнет в негромком, но грозном предупреждающем рыке, обнажит клыки.
В сложившейся ситуации оказалось минусом то, что Али уже был расконвоирован — срок его перевалил на вторую половину. Он мог свободно ходить по всей жилой зоне колонии и даже в город выйти, но в то же время его могли послать на работу в промышленную зону, где он мало отличался бы от вольного работяги. Там и подкарауливала Седулова опасность, потому что Кирилл работал только в локальной зоне колонии. Чуть-чуть не хватало ему до середины срока. Да ведь убийцам много и не надо — всего день, всего час, всего минуту удобную…
Кирилл знал, что хоть режим содержания зека и регламентирован четко законами, но в общем-то, многое зависит от начальства. Наслышан был всякого. Рассказывал, к примеру, кто-то в СИЗО еще, про жизнь в колонии строгого режима. Про то, что и там жить вполне сносно можно, когда хозяин по-человечески относится. «У нас там мужик один сидел, пятнашку тянул. Так что ты думаешь, жил в городе с женой и детьми, как вольняшка. А в колонию, как на работу, каждое утро. Вечером — опять к семье. Не, поблажки есть, тут главное, как попадешь, к какому хозяину».
Кирилл пошел к начальнику отряда — расконвоируйте, мол. Тот как и дОлжно: не положено еще, подожди чуток. Ну, Кира, так и так: жалко пацанов молодых, в бараке, мол, при мне их не трогают, а в промзоне прессуют. Отрядный, конечно: кто да что?
— Считайте, что вы мне этот вопрос не задавали. Я объяснил, почему хочу с мужиками в промзону выходить, а дальше дело ваше: нет, так нет.
Отрядный прекрасно знал, какую роль играет Кирилл в отряде. И не его, командира отряда заслуга, что в бараках стало гораздо спокойнее, человечнее, а заслуга именно вот этого парня. И просьба Кирилла, в общем-то, вполне разумна. А что, спокойный, уверенный в себе, ни одного нарушения за все время, а за отряд вон как на спортивном празднике выступил!.. Да ведь и воры его уважают, это тоже… авторитет какой иметь надо… А плохо что ли, если вверенные ему, старшему лейтенанту, зеки будут работать спокойно, без оглядки и страха? Ведь работа от этого только выиграет. Отрядный счел возможным похлопотать за Тихановича, и через короткое время сообщил Кириллу, что он расконвоирован раньше срока.
…Они оба почувствовали, когда смерть начала кружить совсем близко. Так близко, что порою Али видел ее отражение в глазах несостоявшихся исполнителей приговора. Но выходит, Кира оказывался еще ближе, так, что стеной становился между Али и его палачами. И все же, Али знал точно: раньше или позже — случится, это только вопрос времени.
Кирилл, по сравнению с Седуловым, казался безмятежно спокойным. Разве что глаза глядели чуть пристальнее, внимательнее. В конце концов это уверенное спокойствие передалось Али. «Не психуй», — сказал Кирилл, и этого оказалось достаточно, чтоб Седулов подумал: «Да и правда! Двум смертям не бывать, а одной… С одной мы еще потягаемся — нас-то двое».
А она покружила-покружила, да вроде как отступила на шажочек, укромной тенью затушевалась, приглядываясь да примериваясь. Какое-то время ничего не происходило. Пока однажды утром при разводе на работу бригадир Гоги не выдал Седулову наряд:
— Ты, дарагой, сегодня на пятнадцатый участок поедешь, там работы мал-мала, одному делать нечего. До обеда управишься, в обед за табой машина придет.
— Ты Седого туда одного отправляешь? — спросил Кирилл.
— Кира, дарагой, там и адного человека многа!
— Не пойдет так, Гоги. Посылай другого.
— Пачиму не пойдет, дарагой? Зачем другой посылать?
— Беспокоюсь я за корешка, за здоровье его, — проникновенно пояснил Кирилл, — Нельзя ему одному.
— Вах-вах, — зацокал языком Гоги, — такой маладой, такой бальной!
— Гоги, ты не чмокай, а назначь-ка лучше собственного корешка на пятнадцатый участок, пусть там отдохнет. А на нашем участке работы невпроворот, лишних людей нету, чтоб на курорт отправлять.
— Всегда ты недовольный, Кира. Зачем такой злой?
— Ты думаешь, что видел меня злого, Гоги? Вот если Али поедет по твоему наряду, ты увидишь, какой я бываю, когда сильно злой. Пошли, — кивнул Кирилл Седулову, поворачиваясь спиной к бригадиру.
Уже на участке, когда поблизости никого не было, Али сказал:
— Решил с ними в открытую играть?
— Ну не в поддавки же.
— Ты ведь им открытым текстом объявил, из-за кого их планы рушатся. Надо тебе это? Или ты от всякой подлянки заговоренный?
Кирилл хмыкнул:
— Ты обо мне не переживай, Али. Если я сам себя не жалею, так чужой жалости мне и подавно не надо. Так что скулеж кончай. Всего горя не переплачешь, даст бог, впереди еще много.
— Оптимист ты, кореш.
— То не я, это народ наш такой, в «надеждах» вечных. — Кирилл улыбнулся: — Бабка супруги моей, Василиса — ходячий сборник поговорок. Я от нее нахватался.