В «Пирамиде» были прозрачные стены. Но посетители кафе не сидели перед прохожими, как на ладони. По периметру зала под наклонными стеклянными стенами поднимались из песка заросли: пальмы, тростники, кактусы. Посетители кафе при желании могли видеть, что происходит снаружи, за зелёной стеной, но их самих заросли хорошо скрывали.
С наступлением ночи обнаруживалось ещё одно заведённое в Пирамиде правило — кафе погружалось в темноту. Снаружи пирамида обозначалась теперь только цепочками света по четырём гранями и четырём сторонам основания. А внутри свет не горел. Всё, что находилось по другую сторону стеклянных плоскостей, освещалось лишь свечами на столиках да тем светом, что проникал с улицы.
Вот и сейчас настало время, когда снаружи стемнело по-ночному. Официанты начали переходить от стола к столу и зажигать свечи. Женя сам зажёг широкую, приземистую красную свечу с тремя фитилями. Через несколько минут свет в зале погас, и показалось, что маленькие слабые огоньки не способны рассеять темноту. Но через минуту-другую глаза привыкли, темнота сменилась полумраком. Сидящие за столами теперь оказались заключены в тёплые ауры живого света. Они усиливали атмосферу доверительности, отделённости ото всех, интима.
— Здорово ты с этим придумала, Эль, — сказал Женя. — Идея замечательная! Плюс эта музыка. Возникает совершенно особое состояние. Просто медитация какая-то.
— Гостям моим нравится, а я и рада, — улыбнулась Элька. — Хотите ещё чего-нибудь? Фрукты, сладости, мороженое?
— Ох, нет. Сколько можно? Дай передохнуть, — взмолилась Лёлька. — Женя, так что там за история с этим… ну, с тем-чего-мы-не знаем.
— То-чего-вы-не знаете называется дрэг-рейсинг, — сообщил Дакота, наполняя вином бокалы подруг. — Пришёл он из Америки. Там годах в тридцатых-сороковых у молодёжи пошло увлечение скоростью. Машины самостоятельно переделывали, модернизировали, делали их более мощными, скоростными и потом гоняли на этих заряженных авто по дорогам калифорнийской пустыни.
— Повезло им с пустыней, — сказала Лёлька. — Если бы они по городским улицам гонять начали, на том бы этот дрэг-рейсинг и кончился.
— Ничего подобного. Молодёжь-таки начала устраивать гонки прямо в городе, в Лос-Анджелесе. Понятно, честные обыватели не поимели никакого удовольствия от рёва моторов и сдвинутых на скорости стритрейсеров. Но гонять с улиц их никто не стал, для них просто сделали треки и сказали: «Вот тут и гоняйте, пока сороки не побелеют, лысые не закудрявеют».
— Ишь ты! — удивилась Ася. — А как с российскими стритрейсерами? Полагаю, им с этим делом повезло меньше? — спросила Ася.
— Не просто меньше, а меньше всех. В Европе дрэг-рейсингом начали увлекаться после войны. И как ни странно, именно война создала там отличные условия для этих гонок.
— В каком смысле? — спросила Ася.
— За годы войны понастроили военных аэродромов, а когда Германия капитулировала, они оказались никому не нужны. Кроме гонщиков. Взлетно-посадочные полосы — идеальное место для гонок.
— Так уж идеальные! — засомневалась Лёлька. — Эти полосы же прямые и длинные. А гонки по кольцу бывают.
— Так кольцевые — это только один из видов спортивных гонок. Возьми хоть ралли. Где там кольцо? Там маршрут, легенда. А заезд в рейсинге и вовсе краток, как выстрел. Для него всего нужен-то кусок прямой дороги с хорошим покрытием. Кстати, в Америке расстояние между светофорами как раз четверть мили — четыреста два метра. Это самая оптимальная дистанция для гонок на максимальное ускорение. И машины успевают разогнаться, и зрителям виден как старт, так и финиш. Так что, может быть, дрэг-рейсинг начался от обычных светофорных покатушек. Каждый водитель знает этот дух соревновательности перед светофором — кто первый уйдёт.
— Мне как-то не очень понятно, — пожала плечами Лёлька. — Только разогнался и уже финиш. Какое удовольствие?
— Удовольствие? Хм-м… Удовольствие в том, чтобы поменять ночь сна на ночь адреналина.
— В ночных гонках есть что-то особенное? — поинтересовалась Ася.
— О, да. Это именно что-то особенное! Днем я очень редко… да я, можно сказать, совсем не участвую в дневных гонках.
— А в чём прелесть ночных?
— Ночь — чуждая человеку среда. Наши далекие предки не были ночными животными. Враждебность ночи мобилизует, обостряет восприятие. Она скрывает недостатки и выпячивает достоинства, стирает грань между добром и злом. Слова «нельзя» и «хочется» становятся синонимами. Ночь — время чудес и перевоплощений.
Девушки переглянулись.
— Днем укрощаешь свою машину, табун бешеных лошадей, загнанных в мотор и день тебе в помощь, — продолжал Дакота. — А ночью ещё и она твой соперник. Ночь. Лукавит, обманывает. Сокращается угол зрения, точность восприятия. Кстати, я знаю секрет, как повысить остроту ночного зрения. Им пользовались летчики при ночных бомбардировках.
— Ох, страсть как люблю чужие секреты! — сообщила Лёлишна.
— Ломтик лимона под язык, — улыбнулся Евгений.
— И всё?
— И всё. Попробуй ночью. Ты удивишься, как быстро включается ночное зрение. Дрэг-рейсинг — это, по сути, гонки без правил, — взглянул он на Асю. — Такими остаются только ночные гонки. Днем безопаснее. Днем чаще всего легально гоняют, и созданы все необходимые условия. Но я иду на гонки… не знаю, может быть, даже не за победой. Выплеснуть дневные стрессы, хандру — в этом смысле нет ничего лучше ночных покатушек, там столько драйва! Возвращаешься с них обновлённым.
— На ночных гонках девушки бывают? — спросила Лёлька.
— Конечно. Есть и стритрейсерши. Правда, в основном девушки присутствуют в качестве зрителей. Я бы с удовольствием пригласил вас. Что скажите?
— Променять ночь сна на ночь адреналина? — рассмеялась Лёлька. — Я с удовольствием! Ты так рассказываешь!.. Просто экстремал-романтик!
— А вы, Ася, Эль? Клянусь, впечатления будут незабываемые, и уверен, не пожалеете. А не понравится — сей же момент доставлю, куда пожелаете.
Ася пожала плечами:
— Не знаю. Может быть.
— А это опасно, Женя? — поинтересовалась осторожная Элька.
— Для зрителей — при элементарной осторожности — опасности ни малейшей нет.
— Я бы не против увидеть всё своими глазами, — решила Эль.
— Отлично! Девушки, вы молодчины! Ася… я очень надеюсь, вы… ты… — Дакота неожиданно сбился и было странно обнаружить в нём эту неуверенность и даже, как будто, робость.
Лёлишна и Эль незаметно переглянулись, обменявшись торжествующими искорками в глазах. Ася ничего не заметила, стряхивала пепел в сигареты. Сегодня она курила больше обычного. Может быть потому, что в разговоре почти не участвовала, предоставляя подругам право и обязанность его поддерживать. Сигарета снимала ощущение её безучастности к происходящему.
— Не знаю, — проговорила она, легко постукивая по сигарете тонким пальцем с ухоженным ногтем. — Обещать ничего не хочу. Звони. Будет желание — поеду.
— Женя, а что ты имеешь в виду под элементарной осторожностью? — Элька пришла на помощь то ли подруге, то ли Дакоте.
— Не перебегать дорогу перед близко идущим транспортом. Так мы договорились, да? Я приглашаю вас на ближайшие покатушки.
— Это когда? — уточнила Лёлька.
— Они нелегальные, поэтому никаких графиков не существует. Я постараюсь выяснить заранее, но в любом случае, я звоню, а дальше по ситуации. Хорошо?
— Погоди, нелегальные? Они что, запрещены? — удивлённо вскинула брови Лёлька.
— Не то, чтоб запрещены… Конечно, стритрейсинг, вынесенный за пределы специально отведённых трасс, действительно, нелегальный. Поэтому второе его название аутлоф-рэйс — гонки вне закона. Но сказать, что стритрейсинг — это глубокий андеграунд, так тоже неправильно. Понятное дело, если в городе газовать начнешь, штраф за превышение скорости огребёшь легко. Но мы люди мирные, старательно не даём повода в чём-то нас обвинить. К тому же в последнее время установился как бы паритет между нами и ГБДД. Не мир, а типа договор о ненападении. Дело в том, что прошлой осенью московские стритрейсеры устроили показательную акцию. У ребят кончилось терпение, когда гайцы их погнали. Тогда колонны машин перекрыли центральные улицы — Ленинский, Волгоградский проспекты, Садовое кольцо — и на этих перекрытых трассах стритрейсеры устроили заезды. В городе был коллапс! В общем, ребята показали, что с ними надо считаться, и власти осознали-таки проблему, зашевелились. Под гонки решили отдать аэродром в Тушине. Он всё равно без толку стоял, над городом же полеты запретили. В общем, там устроили всё как надо, с размахом. Построили трибуны, оборудовали трассу. В честь открытия провели ночные гонки. Так что сейчас гайцы особо не наглеют. А раньше случалось — едем за город, никого не трогаем — бац! вклиниваются в колонну гаишники, начинают по мелочам придираться — аптечки проверять, пятое-десятое, в общем, гонку срывают. Так они московских ребят и достали.
— А у нас, где гонки проходят? — спросила Элька.
— За городом. Там есть несколько подходящих трасс. Дороги второстепенные, ночью по ним мало ездят. Мы перекрываем пол-километра, с обеих сторон ставим наблюдателей — никому же не надо, чтоб какой-нибудь колхозник на своих «Жигулях» выполз под наши болиды. Ну, а появляется какой транспорт, пропускаем между заездами. Один раз выехали на нас три фуры. Постояли, посмотрели. И вдруг попросились тоже погонять. Заезд в исполнении фур — это было что-то!
— Всё! Я уже во что бы то ни стало хочу своими глазами на всё это посмотреть! — воскликнула Лёлька. — Женя, в тебе пропадает талант трибуна. Полчаса назад я понятия не имела ни про какой дрэг-рейсинг, а теперь почти влюблена в него! Это же надо так преподнести тему!
— А чем ты занимаешься, Женя? — спросила вдруг Элька. — Про нас всех, ты знаешь — Лёлька с Асей библиотекарши, я вот, народ кормлю. А про тебя мы ничего не знаем. Ты же не одними гонками занимаешься?
— Нет, на них я деньги трачу, а добываю в другом месте. У меня агентство по найму рабочей силы.
— Ух, ты! Это что за зверь такой? — удивилась Лёлька. Даже Ася посмотрела на Дакоту с интересом.
— Таких агентств у нас ещё мало. А в Европе они очень распространены, — пояснил он. — Я ничего не произвожу, но у меня куча рабочих. Я принимаю на работу человека, потом вроде как сдаю его в аренду туда, где требуется рабочая сила — на завод, в мастерские, в фирму, куда угодно. Бывает, человек туда всего на неделю требуется, моё агенство тут очень кстати. Но обычно берут на несколько месяцев. Если чел на одном месте год проработал или больше, часто ему предлагают устротиться к ним на постоянную работу. А если проработал человек месяц-другой и больше на том месте не нужен, он возвращается ко мне. Тогда я опять подбираю ему рабочее место. Моя же корысть в том, что процент от заработной платы каждого из моих рабочих идёт на счет агентства. Таким образом, я впрямую заинтересован устроить их на хорошее место, а не лишь бы куда.
— А что, — задумчиво сказала Эль, — хорошее дело делаешь. Тому работодателю, собственно, никаких забот об этих людях, за них отвечаешь ты. Рабочему тоже хорошо — ты заботишься, чтоб у него постоянно была работа. В наше время это ой, как важно. Да и тебе, судя по всему, тоже неплохо. Нет, правда, ха-аро-о-ошее агентство!
— Да, хозяева предприятий очень охотно ко мне обращаются. Агентство гарантирует, что придёт человек добросовестный, не пьяница, не лодырь, у него нет проблем с пропиской. В общем, не кота в мешке берут.
— Женя, если меня уволят, я к тебе приду! — объявила Лёлька. — Возьмёшь?
— Запросто. У меня же не одни чернорабочие без профессии и квалификации. У меня инженеры, программисты, да кого только нету! Так что библиотекарь отлично впишется.
Время за разговором текло незаметно. Когда Дакота, Ася и Лёлька распрощались с Эль и покинули «Пирамиду,» был уже поздний вечер. Сначала увезли домой Лёлишну, потом поехали к Асе. После общительной и разговорчивой Лёльки в машине стало тихо. Асю это не тяготило. Женю, кажется, тоже не очень, он не пытался натужно поддерживать беседу. При этом молчание странным образом не напрягало. Дакота, как выяснилось, умел не только хорошо, увлекательно говорить, с ним и молчать было неплохо. Он отпускал какие-то замечания по ходу, вроде: «Вот торопится человек!» или «Смотри-ка, даже звезды появились. Наверно, не будет больше дождя». Эти слова не предполагали обязательного ответа, можно было отвечать, а можно выслушивать их молча. Ася предпочла второе. Вчера было почему-то проще. Вчера он был случайным человеком, по доброте душевной спасший её дождливым холодным вечером, и ни к чему не обязывающая болтовня, занявшая время до дома, была как бы благодарностью с её стороны. А сегодня оказалось, он претендует на нечто иное, чем случайный «таксист», и Ася ещё не знала, нравится ей это или нет.
— Так Эль, действительно, ваша подруга? — спокойно спросил он, как бы продолжая неторопливый разговор.
— Да, подруга, — коротко ответила Ася.
— Я сначала решил, она с вами просто знакома. Не больше чем со всеми другими в «Пирамиде».
— Мы вместе в школе учились.
— С Ольгой тоже?
— Да.
— Тебе повезло с подругами.
— Откуда ты знаешь?
— Так видно же.
— Да, повезло.
Кажется, её односложные ответы не произвели на него какого-то особого впечатления, и немногословность Асину он воспринял как должное. Женя не сделал никакой попытки удержать её, не предлагал продолжить вечер вместе. Остановив машину вблизи Асиного подъезда, вышел, открыл дверцу с её стороны, подал руку.
— Спасибо за вечер, — сказал он, на секунды дольше нужного удерживая её холодную руку. — Мне было очень хорошо с вами.
— Тебе тоже спасибо.
Склонившись, Дакота прикоснулся губами к её пальцам. Ася потянула руку, но он и не удерживал её больше.
— Всего доброго, — сказала Ася, повернулась и пошла к подъезду.
— До свидания.
Он поднял голову и посмотрел на окна дома, ожидая, когда в одном из них, как вчера, через несколько минут вспыхнет свет. Внимание привлекло окно справа от Асиных. В нём качнулась штора. Кажется, за ней кто-то стоял.
Ася включила свет и подошла задёрнуть штору. Она не любила глухие прямоугольники ночных окон. Снова начал накрапывать дождь. О стекло разбивались мелкие капли. Не взглянув вниз, Ася отгородилась от ночи и дождя тяжёлыми шторами.
Наутро, при первой же возможности, Лёлька появилась в Асином закутке. Ася что-то читала с экрана монитора и грела ладони о большую чашку с дымящимся чаем. От близкого окна сегодня тянуло холодком — ночью поднялся ветер, разогнал облака, сделалось ясно и холодно. Ветер носился по пустому парку, густые кроны больше не вставали на его пути, не сдерживали, и он разбойно посвистывал между голых веток.
Окно в Асином кабинете Валентина Михайловна самолично тщательно проконопатила и заклеила в преддверии зимних холодов, но ветер находил крохотные щели, проникал вместе со свежестью из осеннего, прозрачно-холодного дня. На Асины плечи была накинута белая шаль, связанная ею собственноручно. Шаль была красивая. По краю шел рельефный узор из цветов, похожих на молочно-кофейные георгины.
— Там ещё кипяток есть, — не отрывая глаз от монитора, Ася кивнула на электрический чайник.
Лёлишна налила кипятку в чашку, опустила в него пакетик с заваркой.
— Аська, ты чего замороженная какая-то? — недовольно спросила она.
— Никак согреться не могу. Ветер такой — пять минут на остановке постояла и не отогреюсь теперь. Всё-таки надо было вчера шарф довязать.
Ася отпила глоток чая и поставила чашку на стол. Откинувшись на спинку стула, закуталась в шаль.
— Ты же поняла, о чём я. Ты что, разочаровалась в нём? — Лёлька смотрела с беспокойством.
— Да почему? Хороший, интересный мужик.
— Ась, ну чего ты? Ну, пожалуйста, не застывай. Ведь классный мужик-то! Он попросил о новой встрече?
— Нет.
— Как… нет?! Не может быть! Невооружённым глазом же видно, что ты ему очень нравишься! Ты что, отфутболила его? — обличающий взгляд упёрся в Асю.
— Не кричи, Лёлишна, — поморщилась Ася. — И не говори глупостей. Ну не попросил, в чём трагедия? Позавчера спросил, я отказала — ему же это не помешало явиться.
— Да и правда, — Лёлька слегка успокоилась. — Явится вскоре, это сто процентов.
— Лёлишна, ты только не кричи опять, ладно? — Ася с ожиданием смотрела на подругу.
— Ну говори, натворила всё же чего-то? — подозрительно прищурила глаза та.
— Мне кажется, ему ты понравилась.
— Вот ещё! — с ходу выпалила Лёлька и опять в упор уставилась на Асю. — Ты мне это брось, подруга. Даже в голову не бери и не выдумывай.
— Олька, да не переживай ты. Я просто к тому… если понравишься ему, а тебе он уже нравится — так и хорошо, и здорово. Лёль… ну ты понимаешь меня?
— Вот дура! — в сердцах выдохнула Лёлька. — Причём здесь я?! Что тарахтела вчера без умолку, так я же для тебя… Ой, Аська, ну что ты такая?.. Мы ведь с Элькой рады без ума, что появился, наконец, мужик, на которого ты соизволила внимание обратить! А ты его тут же мне подсовываешь!
— Да понимаю я всё про вас… Вы у меня классные, я не сомневаюсь.
— Тогда хоть чуточку к нашим советам прислушивайся, а? Правда же, интересный человек этот Дакота. Ты, пожалуйста, присмотрись к нему, постарайся присмотреться, дай ему и… себе… шанс. Надо ведь жить, Ася.
Ася вздохнула, обхватила острые плечи, обтянутые шалью. Улыбнулась Лёльке уголками губ.
— Ладно. Не переживай. Шанс он и сам возьмёт, если он ему понадобится. Ты что ли согласилась сегодня дежурить? — сменила она тему разговора.
— Ага, у Никитишны супруг заболел, попросила поменяться. Да ладно, отсижу. Хотя сомневаюсь, что явится кто-нибудь. Зато потом буду свободна в любой вечер.
— Надо обсудить это дело с Верой. Я понимаю, летом ещё, — день длинный, находятся книголюбы. Но осенью… зимой… кому оно надо?
— Точно, Ася, при первом удобном случае мы этот разговор затеем. Уверена, девчата нас поддержат. А сегодня придётся-таки отсидеть положенное. Может, Дакота скрасит вахту! — ляпнула она и спохватилась, поспешно хлопнула себя по губам. Ася добродушно рассмеялась.
Лёлька отработала положенные часы на пару с бессменной Валентиной Михайловной. Ни одна бесприютная душа не заглянула в библиотеку в тот вечер. По ночным улицам свистел один только холодный ветер, люди сидели по домам, в тёплых квартирах, у своих телевизоров.
«Нет, права Ася, надо поговорить об этом с Верой!» — думала Лёлька, досадуя точно так же, как Ася позавчера.
Она вышла из двери, посмотрела на небо с ясными холодными звёздами и пошла к остановке троллейбуса. Однако не прошла десяти шагов, как услышала знакомый голос, её окликнули по имени. Лёлька обернулась и увидела большой чёрный автомобиль. Незнакомый. Однако со стороны водителя появился Дакота.
— Здравствуй, Оля, — сказал он. — Садись.
— Здравствуй. Ты откуда так кстати взялся? — удивилась Лёлька. — Погоди-ка… Ты что, меня поджидаешь? — вдруг осенила её догадка.
— Да.
«Вот мерзавец! — пронеслось у неё голове. — Неужели Аська права! Ну, дубина…» — не испытывая ничего кроме глубочайшего разочарования, подумала она. Было так обидно разочароваться именно в этом человеке. Он, действительно, очень ей вчера понравился. Но связывала она его только с Асей и ни в коем случае не с собой. Ну и что, что он кому-то понравился? Сам он не имел никакого права обращать внимание на кого-либо кроме Аси! Ведь он дал ей надежду! Пусть даже сама Ася думает, что она ей не нужна, и вообще, причём тут надежда?.. Просто он сумел что-то переменить в её мыслях… И теперь норовит в сторону вильнуть?! Ну не мерзавец ли?!
Вероятно, Лёлька была не права, но происходящее было так обидно, что она готова была заплакать. «Да что это за подлость такая?! Зачем он только вообще появился?! Теперь ещё хуже будет!»
— Зачем ждал? — сухо спросила она, и голос её прошелестел, как колючий песок пустыни.
— Странно. По-твоему я не могу встретить девушку, когда она поздно вечером идёт с работы?
— Не можешь! — вопреки всякой логике, отрезала Лёлька, радуясь почему-то, что между ними автомобиль, что Дакота стоит не близко.
— Ну, может быть, не могу, — покладисто согласился он. — Садись. Объяснишь, почему.
— Знаешь, не стоит… Мне удобно на троллейбусе, остановка как раз под моими окнами.
Женя обошёл машину и открыл дверцу:
— Садись. Поговорить надо.
Он смотрел уверенно и спокойно. Лёлька медлила, он ждал без малейшего признака нетерпения. Она недовольно поджала губы, и шагнула к открытой дверце.
— О чём говорить будем? — требовательно спросила она, едва автомобиль тронулся с места.
— Об Асе.
— Ч-ч-чёрт! Ты что, сразу сказать не мог?! — разозлилась она непонятно на кого.
— Ты не была бы такая неприветливая? — улыбнулся Евгений.
— Да это я так… настроение плохое.
— Ой ли? — насмешливо глянул Дакота.
— Ладно, брось. Что ты про Асю хотел?
— Ты сначала пообещай не фыркать и не шипеть как рассерженная кошка. Про что не хочешь, не говори. Но без нервов, идёт?
— Идёт.
— Тогда согласись для начала, — спокойный и неторопливый разговор всё-таки лучше вести не за рулем. Давай заедем куда-нибудь.
— Нет, ты просто остановись и всё.
Женя молча свернул на первую попавшуюся стоянку, заглушил мотор и повернулся к Лёльке. Помолчал, заговорил медленно:
— Понимаешь… я боюсь разговаривать с ней. Она такая… Вот болит, к примеру, у человека рука. Сильно болит. А вокруг толкотня, и человек постоянно настороже, только и думает, чтоб не дай Бог, не задели. Она так же.
Лёлька заговорила не сразу, думая, как точно он понял про Асю. И о том ещё думая, как и что говорить ему сейчас. Может ли она вот так запросто выложить всё этому, незнакомому, в сущности, человеку только потому, что он кажется неплохим?
— Почему ты решил, что у меня можно разузнать? Это её жизнь. Только она решает, о чём говорить, о чём молчать.
Дакота посмотрел то ли удивленно, то ли разочарованно. Сказал с упрёком и даже с лёгким раздражением:
— Будем ребячиться или как? Давай, скажи ещё — иди к ней самой и спрашивай. Не думай, я бы пошёл и спросил. Толк-то был бы, ты как думаешь? А то, что у тебя спрашиваю… Ну… считай, из двух зол выбрал меньшее. Подумал, что ты скорее заговоришь, чем она.
— Это почему? — метнула на него сердитый взгляд Лёлька.
— Потому что ты — её близкая подруга. И всё, что касается Аси, тебя должно волновать на самом деле, а не формально. Формально, это как раз и есть: она молчит, и я не выдам! А ты лучше подумай, как для неё лучше будет?
Лёлька молчала и смотрела на Женю, как будто пыталась если не расслышать фальшивые нотки, то разглядеть что-то в его лице. Не дождавшись, когда она заговорит, он вздохнул:
— Ну, не хочешь об Асе говорить — значит, не хочешь. Жаль. Я ведь когда с ней, каждую минуту боюсь ляпнуть чего не следует… У неё такие глаза… Я глаза эти увидел, и всё… Больше ни о чём думать не мог. Скажи мне тогда хотя бы… Я понимаю, у неё случилось что-то. Ей можно помочь? Я хочу сказать, ей помощь нужна?
Лёлька тяжело вздохнула:
— Как тебе сказать?.. Ничем тут не поможешь. А просто по человечески… это уж ты сам, коль такой догадливый.
Дакота поднял на Ольгу глаза, помолчал, прежде чем спросить:
— Я что-то не то сказал?
— Да всё то, — поморщилась она. — Всё то. Ладно, — всё ещё с сомнением проговорила она, — я расскажу. Только дай мне слово самое честное, что Ася об этом не узнает. Никогда. Ни в коем случае.
— Оля, да о чём ты говоришь?! Это само-собой. Даю тебе слово, что Ася об этом разговоре не узнает.
Лёлька покачала головой:
— Вот ведь щас расскажу, а потом переживать буду, зачем рассказала, — сокрушенно посетовала она.
— Мне что, уговаривать тебя, что я порядочный-распорядочный? — Через паузу сказал: — Вот как ты думаешь, я хочу, чтоб Ася узнала, что я у неё за спиной про неё выпытываю? Мне тоже не хочется, чтоб ты завтра ей всё выложила. Мы с тобой на равных.
Собираясь с мыслями, Лёлька медленно стянула перчатки, расстегнула верхние пуговицы пальто, оттянула шарф на горле.
— У тебя в машине курить можно?
— Конечно, — Женя открыл пепельницу.
Она достала из сумочки пачку сигарет, вытянула одну, прикурила от его зажигалки, чуть опустила стекло, выпуская дым наружу.
— Это я у Аси курить научилась. А она начала, когда осталась одна.
— Ася была замужем?
— Была. Вышла за самого красивого парня. Говорят, что у каждого человека есть на земле половинка, и если найдёшь свою, будет тебе щщастье. Они нашли друг друга. Представляешь, как подружились в детском саду, так и не расставались. Они, действительно, были счастливы. Так счастливы и благополучны, что, наверно, боги позавидовали и решили скинуть их с небес на землю. Сначала погиб ребёнок. Илюшка. — Дакота удивленно взглянул на Лёльку. — Это был необыкновенный ребенок… — у Лёльки дрогнул голос, и она торопливо и глубоко затянулась, выпустила дым в чёрную щель. — Его сбила машина, когда Артём вел его из садика. Артема окликнули, он обернулся, и в это время машина. Конечно, он не виноват, но Ася… она не помнила себя от горя, мы боялись, что она с ума сойдёт… Кричала, что он виноват, что ненавидит, гнала с глаз… Мы за Артёма тоже боялись… Ведь всё на его глазах случилось. Илюшка умирал у него на руках, а он… — Лёлька со вздохом покачала головой, — классный врач, и ничего не мог сделать… А потом слышать «Ты виноват! Из-за тебя!..» Жалко его было до слёз, мы пытались говорить с Асей, образумить, но она никого не слышала. Да мы все тогда с ума сходили, невозможно было поверить, что всё происходит на самом деле… Артём уходил, бродил по улицам, опять к ней возвращался, пытался как-то приспособиться жить дальше. Но Ася снова кричала… Слушать это было невозможно. Однажды Артём ушёл совсем. К другой женщине. Она, конечно, воспользовалась моментом, в Артёма давно влюблена была, замуж не выходила. Вот и дождалась своего счастья… Она, может быть, спасла Артёма. И кого тут винить? А Ася потеряла всё. Бывало, называла себя самой счастливой женщиной, смеялась, что на седьмом небе живёт. А её оттуда, да об камни со всего маху…
Лёлька нервно раздавила окурок в пепельнице и потянула из пачки вторую сигарету.
— Где он сейчас?
— Артём? Здесь живёт, в городе. С той женщиной. Она сразу же забеременела, дочку ему родила.
— Когда всё случилось?
— Уже больше двух лет прошло.
Ольга молча курила. Разговор всколыхнул пережитое — два года съежились, боль и горе опять были рядом, в недалеком вчерашнем дне.
— Она и правда ненавидит его?
— Нет. Теперь нет. Она же адекватный человек. Понимает, что он не виноват в смерти Илюши. Сожалеет… Винит себя. В общем, это очень больное место. Мы не говорим с ней об этом.
— Выходит, он был вашим одноклассником?
— Да. Я не сказала?
— Ты сказала, они не расставались с детского сада.
— Да, мы все вместе учились. С тех пор, как ушёл Артём, у Аси никого не было. Вот… я тебе всё рассказала. Может быть, даже больше, — невесело хмыкнула Лёлька.
— Да перестань. Не глупи, — недовольно проговорил Женя. — Неужели не понимаешь, как важно мне это знать. И не бойся, Ася про наш разговор ни словечка, ни пол-словечка не услышит, — он завёл машину и неторопливо выехал со стоянки.
— Услышит, — вздохнула Лёлька.
— Как это?.. От кого? — не понял Женя.
— От меня, — призналась она.
— Зачем? — удивлённо посмотрел на Ольгу Дакота. — Зачем, Оля?!
— Разве я смогу промолчать, что видела тебя на крутом джипе? — развела ладошками Лёлька.
— О, Господи! Ты меня почти напугала, — с облегчением рассмеялся Женя. — Это — можешь. Скажи, что видела меня… да вот хоть на этом светофоре.
— Так внедорожник этот — твой? У тебя две машины?
— Это моя рабочая лошадка. Надёжный, не капризный, на него всегда можно положиться. А ты, я вижу, лучше Аси в авто разбираешь?
Они оба охотно переключились на другое. Лёлька рада была закончить разговор об Асином прошлом, а Женя, потрясённый услышанным, чувствовал себя виноватым, что Лёльке пришлось снова пережить давнюю боль. Потому он с готовностью поддержал её попытку сменить тему.
— Да не-е, не очень. Но с «Патриотом» немножко знакома. Непривычно высоко в нём, да? От земли далеко!
— Это точно. Среди прочей дорожной мелюзги на нём, как на крейсере — высоко сижу, далеко гляжу. Кстати, тем кто снаружи он тоже что-то подобное внушает. Я когда только начал ездить на нём, как-то в час пик сунулся с боковой улочки на проспект. Куда там — сплошь забиты все полосы. Ну, — думаю, — надолго я тут завис, фиг кто пустит. В это время водители все злые, на взводе. И тут, не поверишь, — две полосы встали как вкопанные! Пропускают! Я весь такой, как на параде, только что не козыряют моему уазику! Уважают, понимаешь!
— Здорово! — рассмеялась Лёлька.
— А потому, что всем видом своим внушает уважение. У него на морде лица нарисована сила и открытым текстом, можно сказать, сообщается, что нежностей от него не жди и дорогу лучше-таки уступить. А кто будет между колес путаться, бампером приложит — мало не покажется.