В реанимации Ася находилась несколько дней. Насчет посетителей был категорический запрет, и только Артема не могли удержать никакие запреты. Его можно было найти рядом с Асей едва ли ни в любой час суток.
Когда утром, после ночного дежурства он опять вернулся в больницу, усталый Тимохин встретил его сообщением, что Ася проснулась. Артем заявил, что пойдет к ней.
— Ты что, не понимаешь? Ей нужен покой! Абсолютный покой! Волнение для нее убийственно!
— Не ори, Тимохин. Давай, представь, что вместо моей Аси там дочка твоя лежит, — в упор глядя на доктора, тихо сказал Артем, и врач только покачал укоризненно головой. — Ты лучше пошли сестру, пусть уколет что-нибудь седативное.
Ася не спала, когда услышала, что кто-то вошел к ней. Пусть. Смотреть она не будет. Даже такое движение требовало физического усилия, и оно казалось ей непомерно велико. Вошедший, стараясь не стукнуть, поставил стул рядом с ее кроватью и сел. «Говорить собирается…» — обреченно подумала Ася, и тяжелые ресницы дрогнули, приподнялись.
— Привет, — с тихой улыбкой сказал Артем.
Она повернула голову на бок, прижала подбородок к плечу. Смотрела на него и молчала. Говорить совсем не хотелось. Только смотреть и смотреть в это безумно родное, любимое, прекрасное лицо. Потом Ася едва слышно сказала:
— Я так хотела, чтоб ты пришел… и думала… сойду с ума… если ты придешь…
— Тебе сделали укол, чтоб не сошла с ума.
Ася слабо улыбнулась, шевельнула рукой, пытаясь потянуться к нему. Артем придвинулся ближе, осторожно спрятал ее холодные пальцы в ладонях.
— Как ты?
— Я счастлива…
Артем вздохнул, склонился к ее руке, прикоснулся теплыми губами, молчал.
— Только не грусти… Пожалуйста… Ты со мной… остальное не имеет значения… не уходи…
— Теперь я от тебя никуда… У тебя болит что-нибудь? Только правду скажи.
— Кажется, нет… А что должно… болеть?..
— Ты помнишь, что с тобой случилось?
Ася чуть сдвинула брови, как будто стараясь припомнить:
— Мне сказали… Я зашла в подъезд… там было темно… это помню. А дальше ничего… — она прикрыла глаза.
— И не надо! Не надо напрягаться, всё само вспомнится. Голова заболела, да? — Артем погладил ее по щеке. — Твой доктор меня убьет, — пожаловался он. — Ты молчи, золотой мой, у нас будет много-много времени для разговоров.
— Правда?
— Конечно. Много-много лет. И уже завтра тебе станет лучше. А сегодня силы надо беречь.
— Только одно… — не открывая глаз, медленно проговорила Ася. — В тот день… весь день… каждую минуту я думала… как скажу… я люблю тебя, — закончила она едва слышным шепотом.
— Я люблю тебя… — эхом повторил Артем. Ася глубоко вздохнула. Артем с беспокойством отстранился, чтобы взглянуть на нее. Асино лицо было умиротворенным и покойным.
— Поцелуй меня, — прошептала она.
Артем взглянул на монитор аппарата, прижал палец к ее губам:
— Нет.
— Почему…
— Я боюсь навредить тебе.
Слабая улыбка тронула Асины губы. Она улыбалась и молчала.
— Что? — спросил Артем.
— Я подожду…
Через минуту она уснула.
Ася то приходила в себя, то опять впадала в забытье от слабости. Однако едва просыпалась, ресницы ее торопливо распахивались, глаза беспокойно искали… Коснувшись Артема, они как будто таяли, наполнялись мягким светом. Она влюбленно смотрела на него, желая видеть только его, каждую секунду, впитывать, вдыхать его присутствие.
Артем говорил, а она смотрела на него с тихой, счастливой улыбкой. Он рассказывал, как они с Лелькой приходили к ней ночью и Лелька опять уговаривает провести ее. Но нельзя же совсем ни во что не ставить больничные правила, оправдывался он перед Асей. Ася счастливо улыбалась. «А Элька названивает из Англии по пять раз на дню, — рассказал Артем. — И совсем уж собралась прилететь, да Ольга ее отговорила, что все равно повидать тебя нельзя, и какая разница, где слушать телефон здесь или в Лондоне?»
— Как ты узнал про меня?..
— К тебе вызвали скорую, приехала одна из наших бригад. И кто-то тебя узнал, то ли в лицо, то ли по имени… Мы едем с вызова, и тут мне по связи сообщают о тебе. А у меня в машине больной. Я не помню, как сдал его.
— Ты ушел на скорую?.. — Ася помнила его хирургом в центральной городской больнице.
Артем пожал плечами.
— Сейчас там только мужикам место. Женщинам опасно. Беспредельщиков развелось…
Ася прикрыла ресницами и опять открыла глаза в знак согласия.
— Я тебе одну историю расскажу, после нее я на другой же день написал заявление о переводе. История не страшная, наоборот, смешная вроде бы, готовый анекдот. Короче, дело было так. Ночь, начало смены, водитель неотложки остановился у ларька сигаретами затариться. В машине врач осталась, сидит на месте пассажира, ждет. Такая молоденькая, симпатичная. К ларьку небольшая, но очередь. В это время подваливает веселенькая компания, человек восемь парнишек. Увидели нашу девушку, решили пообщаться, пока двое в очереди трутся. Как обычно, шуточки, предложение пойти выпить, потанцевать. Девушка сначала вежливо с ними объяснялась, потом уже решительнее, а их заклинило. Дошло до того, что, раз добром не хочешь… начинают тащить ее из машины. Водитель подскочил, его тут же вырубили апперкотом в челюсть, очередь начала скоренько рассыпаться… И тут открывается дверь фургона и выходят трое санитаров. Неотложка была психиатрическая. Там санитары, сама знаешь какие. Помесь штангиста с баскетболистом. Минут через двадцать мимо киоска проезжает патрульная машина. Милиционеры удивляются, останавливаются и наблюдают такую картину. Восемь пьяных парней, как бы слегка помятые, бегают вокруг неотложки в затылок друг другу, останавливаются после каждого круга перед тремя шкафами и хором рапортуют: «Товарищ старший санитар Ордена Ленина и Ордена Трудового Красного Знамени Городской больницы такой-то, торжественный пробег имени Общества Красного Креста и Красного Полумесяца выходит на N-й круг! Разрешите продолжать движение?!» И представляешь, тараторят эту ахинею без единой запиночки! Каково было внушение, а?
Ася едва сдерживала смех — смеяться было больно.
— Когда мне рассказали, я понял, что хоть одну женщину да избавлю от подобных радостей.
Да, история такая была. Но Артем схитрил, представив ее главной причиной для перехода на скорую помощь. Причиной стала потеря сына. Это ведь он, а не кто-то другой держал ребенка на руках и смотрел, как уходит его солнечный мальчик. Он, врач высокой квалификации, НИ-ЧЕ-ГО не мог сделать. У него при себе были только руки… А скорая, в которой было всё, чтоб спасти — да, спасти, он это знал, только он один — скорая не успевала. Похоронил сына, вышел на работу, и сразу подал заявление о переводе. Шеф не отпустил, уговорил не горячиться, повременить. Потом Артем еще раз просил о переводе, и опять шеф уговорил: «С кем я останусь? Один на больничном, другой в отпуске, кто резать будет?!» Оно и правда, опять не ко времени. Но когда случилась та анекдотическая история, он положил на стол шефа два заявления: о переводе и на увольнение. Сказал: «Подписывай любое». Назавтра вышел в ночную смену с бригадой скорой помощи.
Для него дежурства на неотложке были как обезболивающее, когда он мчался к людям, попавшим в беду, травмированным, раненым и успевал удержать, отбить у смерти. Горькое было лекарство, но он как будто искупал свою вину перед сыном, которого с такой легкостью отдал…
К Асе приходил следователь, задавал вопросы, надоедливо расспрашивал, без конца уточнял. Однако она мало что могла сказать. Ася не помнила, как все произошло. Она помнила только, что в подъезде было темно. А снаружи, над подъездом горел яркий фонарь, и, войдя со света в темноту, Ася вообще ничего не видела. Она нашарила на стене выключатель и щелкнула им насколько раз — свет не зажегся. Хорошо, что светилась кнопка вызова лифта, Ася без труда до нее дошла, нажала. Что случилось потом, из памяти выпало. Так бывает, такая защитная реакция организма. На медицинском языке это называется истерическая амнезия.
У Артема следователь тоже взял показания. А как иначе — пострадавшей он официально мужем приходится. Что на самом деле вместе они давно не живут, так это следствию еще интереснее получается. Если отношения не простые, тут как раз и надо разобраться что к чему. Ну, разбираться-не разбираться, а у Артема алиби чистое.
Еще один момент в беседе со следователем Асе был неприятен — как-то слишком уж пристрастно расспрашивал он о Евгении Дакоте. А может быть, Асе так казалось. И все равно ей было неприятно, когда она говорила следователю о Жене, но следующий вопрос был опять о нем, и следующий тоже… Зачем он пытается докопаться до самого последнего донышка, зачем ждет четких и ясных ответов, когда она не знает их, сама еще не разобралась в той лихорадочной мешанине, наполняющей ее душу. Все, что она четко знает, и о чем сказала: по ее вине они расстались с Артемом после того, как погиб их ребенок; Женя — друг, который стал для нее опорой. Знакомы несколько месяцев. Да, охотно знакомился с ее друзьями. Нет, не ругались, характер спокойный, уравновешенный, очень ответственный… О последнем разговоре, случившемся как раз в тот день за несколько часов до несчастья, Ася следователю не сказала ни слова.
Между тем дела у Аси пошли на поправку, ее перевели в обычную палату, не стало запретов на посещения. Визитеров у нее было предостаточно, хотя праздники кончились, опять начались рабочие будни, и у людей стало меньше свободного времени. Впрочем, у Аси тоже не было времени скучать. Ее навещали коллеги, Лелька, Калина, Элькины сестры, она подолгу разговаривала с мамой и с Элькой — обе каждый день звонили Асе на мобильный… И конечно, Артем. Никто не проводил с Асей столько времени, как он, но, как ни крути, и у него были обязанности. Он не мог совсем забыть о работе, бригада очень в нем нуждалась.
В первый же день, как только Ася стала обычной больной, Лелька принесла ей сигареты.
— Исстрадалась, поди? — спросила подруга, задвигая ящик тумбочки, куда положила пачку «Лючии».
Ася улыбнулась и покачала головой:
— Нисколько не исстрадалась. А сигареты забери.
— Во как! — удивилась Лелька. — Это что значит?
— Значит, что курить я больше не буду. Я ведь за сигаретами в тот вечер из дома вышла.
— Да? — опять удивилась Лелька. — А решили, что за цветами…
— Сигареты у меня кончились. Дошла до сигаретного киоска и неожиданно подумала: всё, больше никакого курева. Артемке точно не понравится, да и мне оно ни к чему. И купила вместо сигарет цветы.
— Ну делааа… А все думали… — повторила Лелька и хмыкнула: — Яркое доказательство, как курение вредит здоровью!
— Вот-вот, — усмехнулась Ася. — В общем я решила перестать курить. И знаешь, что забавно? Когда меня еще и по голове огрели, даже тяга к сигарете отпала.
— Правда что ли? Даже нисколечко не хочется? — выпучила на нее глаза Лелька.
— Правда. Совсем не тянет. Наверно потому, что из-за сигарет, получается, подставилась.
— Радикааально… — покрутила головой подруга. — Какой верный метод избавиться от дурной привычки. Слушай, я тоже брошу тогда. Интересно что ли одной смолить!
Оставаясь одна, Ася снова и снова думала о случившемся. Пыталась восстановить в памяти полную картину, начиная с минуты выхода из квартиры и до возвращения домой, то того мгновения, как рухнула, подкошенная ударом. Вспоминала, терзая память, так напряженно всматривалась в недавние события, что начинала болеть голова. Она отгоняла навязчивые мысли, засыпала, но, проснувшись, опять шла по минутам, старалась расширить картинку виденного в тот вечер: был ли кто во дворе? а может, в окнах дома мелькнуло чье-то лицо? кого видела по пути к метро? И так минута за минутой.
После того, как следователь уронил фразу: «Следствие склоняется к выводу, что виновником является человек вам знакомый», Ася принялась перебирать людей из своего окружения. Правда, она скорей брала на себя адвокатские функции. Мысленно ставила перед собой человека и старалась взглянуть объективно, мог ли он так с ней поступить? А потом со всей пристрастностью и субъективностью старалась его обелить.
Мучительно было примерять личину преступника к лицам добрых знакомых, но такому же анализу подвергла она Дакоту.
«Да, — сказала себе Ася, — я его обидела. Да, он человек самолюбивый и честолюбивый. Он был оскорблен, чувствуя себя униженным и отвергнутым. Да, он способен быть жестокосердным, неумолимым — вспомнила Ася историю с уволенным рабочим… — И при всем при том, не будет он караулить в темном подъезде!» — сказала себе Ася. Других аргументов у нее не было. Она бы хотела увидеть Женю, тогда бы аргументы появились.
Мыслей этих Ася никому не высказала, но Дакота очень скоро явился сам. Каким-то образом его визит совпал со временем когда Артем был на дежурстве.
— Ты думаешь, я не должен был приходить? — спросил он вместо приветствия, глядя, как Ася усаживается на кровати, поджав ноги и прислонившись спиной к стене. Ее загипсованная рука лежала на перевязи.
— Нет, не думаю. Я знала, что ты придешь.
— А я боялся, что прогонишь, — Дакота неловко улыбнулся, поставил на тумбочку яркий пластиковый пакет, сел на стул у кровати.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Такая бледная… — руки сделали какой-то намек на движение, как будто он хотел прикоснуться к ней, но остановился, сцепил руки. — Здесь куча витаминов, — кивнул он на тумбочку, — ешь побольше фруктов.
— Это больничный окрас. Здесь даже врачи бледные, — сказала Ася. — Домой вернусь и сразу сделаюсь кровь с молоком.
— Да уж! Это как раз про тебя.
Уголки Асиных губ обозначили улыбку. Повисло неловкое молчание.
— Я найду его, — сказал Женя.
— Кого? — не поняла Ася, занятая другими мыслями.
— Эту сволочь, из подъезда.
Ася чуть приподняла брови.
— Ты? Как ты его найдешь? Пусть милиция ищет.
— Они найдут, — с непонятной интонацией проговорил Евгений.
Ася смотрела на него вопросительно. Он помолчал, как будто колебался, но все же сказал:
— Ты не думала, что в подъезде был я? — он смотрел на Асю спокойно, только в глазах читалось болезненное ожидание.
Ася молчала, но взгляда не отводила. Через паузу заговорила:
— Сразу тебе скажу — не думала. Следователь уверен, тот человек ждал именно меня, то есть он меня знал. Я перебрала всех своих знакомых. Тебя, естественно, тоже не пропустила. К сожалению, получается, у тебя был мотив. Но чисто теоретически, формально.
— Ася, это не я! — Дакота проговорил эти слова тихо, но с такой безнадежностью и болью…
— Я говорю тебе правду, Женя. На тебя я не думала.
— Ты веришь, что это сделал не я?
— Я уверена. Честное слово.
Он испытующе смотрел на Асю, как будто не решался принять ее слова за истину.
— Знаешь, я все это время искал, что сказать, чтоб ты поверила… и не находил.
— Так это не я, а ты в меня не верил. Выходит, ты совсем меня не знаешь, — Ася засмеялась и протянула к нему руку.
Женя с такой готовностью отозвался на это движение, как будто до того мгновения руки свои удерживал силой.
— Я тебя не знаю… — легковесно согласился он, прижимая ее пальцы к своей щеке. Но невольный вздох, завершивший эти слова, внезапный блеск в глазах, который он спрятал за быстро опущенными ресницами, делали неудачным камуфляж подлинных чувств легковесностью слов.
— А почему следствие сделало такой вывод? Про знакомого.
— Опрашивали всех жильцов, и оказалось, одна девушка — с девятого этажа — зашла в подъезд как раз передо мной. Я еще заметила, когда лифт вызывала, он вверх шел. Но ее никто не тронул. Она спокойно прошла к лифту и уехала.
— Вот как… Получается, тот, кто напал на тебя, уже был там, в засаде. Но ждал он не девушку с девятого этажа, поэтому затаился и ее пропустил… Действительно, первое, что приходит на ум — он знал кого ждет, он знает тебя.
— Я уже, наверно, сотню перебрала… Даже близко никто не способен на такое.
— Может быть, у тебя недостаточно холодная голова. Тут нужен более объективный взгляд.
— Что ты имеешь в виду? — вопросительно посмотрела на него Ася.
— Я сам хочу его найти. Но один я не смогу. Мне нужна помощь тех, кто хорошо знает всех твоих знакомых.
— Ну… Лелька?..
— И твой Артем.
— О! — растерялась Ася.
— Ни «о», — Дакота усмехнулся. — Пусть Ольга нас познакомит.
— Серьезно?.. — озадаченно пробормотала Ася. — Ты этого хочешь?..
— Я без него не обойдусь. Ум хорошо, а три лучше. Ась, ты не бойся, я его не обижу.
— Фу! — фыркнула Ася.- Какую ерунду говоришь!
— Вот именно, никакой «ерунды» не будет. Клянусь, я буду вести себя цивилизованно.
За дверью по коридору разнеслось дребезжание. Везли ужин. Дакота нехотя поднялся.
— Хорошо. Я поговорю с Лелькой, — пообещала Ася. — Думаю, она еще сегодня придет.
Подруга пришла вскоре после ужина. Вообще-то после ужина посетителей впускали неохотно. Но Лелька деловито переодевалась в белый халат, принесенный с собой, запихивала куртку в пакет, и целеустремленно и независимо проходила мимо ворчливой тетки в справочном окошке. Тетка провожала ее подозрительным взглядом, но не задерживала. Вероятно помнила, что девица эта имеет какое-то отношение к Артему Викторовичу, часто доставлявшему им пациентов с экстренных вызовов. И коль идет так смело, наверно, ей можно.
Когда Лелька рассказала Асе все библиотечные новости, передала все приветы (даже от читателей, некоторые каким-то образом оказались в курсе событий), заставила попробовать пироги с клубникой от тети Вали, тогда пришел Асин черед подробно рассказать о визите Дакоты и о его просьбе.
— Больше он ничего не сказал? — со странным выражением лица спросила Лелька.
— Нет, а должен был?
— Думаю, что должен. У него подписку о невыезде взяли.
— Зачем? — не поняла Ася. Но тут же испуганно вскинулась, переспросила: — Что?! Женя — подозреваемый?!
Лелька покивала.
— Он не сказал… — медленно проговорила Ася.
Лелька вздохнула, потерла ладонью лоб:
— У меня в голове не укладывается… А что, если это правда?..
— Нет, — уверено покачала головой Ася. — Неправда!
— Почему так уверенно? Ась, может, ты все же видела того, в подъезде? Ты же не сразу потеряла сознание, если еще сопротивлялась ему, — Лелька кивнула на руку.
— Я не знаю, Лёля. Следователь три раза приходил, и каждый раз про это спрашивал. Но в памяти как черная дыра. Ничего не могу вспомнить.
— Говорят, память может вернуться…
— Лелька, про истерическую амнезию я тебе сама что хочешь расскажу.
— Расскажи, — заинтересовалась Ольга.
— Ну, вообще-то ничего интересного в ней нет. Случается после сильной психической травмы. В такой степени психика травмируется при угрозе жизни человека, при насилии. То есть случается не просто стресс, а стресс экстремальный. Тогда включается защитный механизм диссоциации.
— Диссоциации? Это из химии что-то… Типа разделение…
— Вот, суть ты поняла. Тогда неприятные переживания, которые человек не хочет помнить и при воспоминании переживать снова, как бы кодируются, перестают быть. Возникает истерическая амнезия внезапно и длиться может несколько часов или всю жизнь.
— А хоть и всю жизнь! — с преувеличенным оптимизмом Лелька махнула рукой. — Было бы что помнить! А так, смотри, все у тебя нормально, отличная память! Как по писанному рассказала!
— Да ладно тебе, мне же не окончательно отшибло.
Лёлька вздохнула, покачала головой, следуя за своими мыслями, наконец, сказала:
— Если они кодируются… должен быть код.
— И все-таки… Ася, а вдруг у тебя эта травма как раз оттого случилась, что ты увидела Дакоту? Ведь это, действительно, жутчайший шок был бы.
— Забудь. Женя вне подозрений. Я хотела, чтоб он пришел, хотела посмотреть на него. Теперь я знаю, он чист. Я его протестировала.
— Это как?! — встрепенулась Лелька, подалась к Асе.- Ну-ка, ну-ка, расскажи подробнее. Ой, как хорошо! — порывисто сжала она руки. — Это же… черт знает что, думать на него, я прям… хоть плачь! Ну, Ася, рассказывай!
— Вспомни, ты восхищалась «Теорией лжи».
— Ух, тыыы… — выдохнула подруга, в изумлении уставившись на Асю. — Ты так можешь?!
— Ну, я психолог, если ты помнишь.
— Но ты никогда не говорила! Почему ты никогда не говорила?! — все еще не могла поверить Лелька.
— Во-первых, ничего сверхъестественного в этом нет, любому доступно. Во-вторых, ты бы навоображала черте-чего, особенно после того сериала, а мне это надо?
— Хмм… ты права, не очень комфортно с человеком, который тебя насквозь видит, — состроила гримасу Лелька. — А на самом деле как? Ты действительно, всегда анализируешь, как этот доктор… как его…
— Лайтман, — подсказала Ася. — Да ничего подобного! Делать мне нечего! Вот так и знала, ты напридумываешь сейчас что было и чего не было, — Ася даже рассердилась.
— Ну ладно, ладно, ты только не волнуйся. На самом деле я просто в восторге от тебя. Значит, ты Женю типа через детектор лжи пропустила и вынесла вердикт «Не виновен»? — радостно улыбнулась она. — Господи, хорошо-то как, Асенька! Ты мне расскажешь про это, а? Расскажи!
— Ты же все видела в сериале.
— Что сериал, когда вот оно, в жизни. Ты про Женю расскажи. Да, а ты не устала?
— Нет, не устала. Ладно, расскажу. Когда человек лжет, в этом участвует сознание. Подсознание всегда честно и искренне. Но оно же не спит где-то там, глубоко-глубоко, его сигналы постоянно отражаются в поведении человека — в мимике, жестах, осанке. И сознание эти сигналы никак не способно контролировать. Например, состояние зрачков, сужение и расширение — это тоже микросигнал подсознания. Разве кто-нибудь может их контролировать?
— Погоди, зрачки же зависят от освещения. При чем здесь сигналы подсознания?
— Ну, здрасьте! От света, от алкоголя, наркотиков, от боли. Зрачок расширяется при позитивных эмоциях. У мужчины расширяются зрачки при взгляде на женщину. У женщин — при взгляде на ребенка. У младенцев — в присутствии взрослых. А если негативные эмоции — в том числе при желании обмануть, утаить что-то — зрачок сужается. Причем сильно, в два-три раза против нормального. Тогда говорят: глаза-бусинки, змеиный взгляд. Между прочим, картежники к этому очень внимательны. Если в покере игрок увидит, что у партнера расширились зрачки, он не станет поднимать ставку.
— Вот это да! Интересно как!
— Впрочем, нельзя делать вывод о человеке только по состоянию зрачков. Прежде всего, смотреть надо на жесты, на осанку. Бессознательные жесты и телодвижения выдают вруна с головой. В то время как он врет, его подсознание выдает истинную информацию, микродвижения противоречат сказанным словам, надо только уметь их читать. Взять руки. Ложь вызывает легкий зуд в мышцах лица и шеи. Поэтому, если человек оттягивает воротничок или трогает лицо — прикрывает рот, касается носа — это уже достаточно громкий сигнал, что на уме у него что-то нехорошее. Есть еще много приемов, поэтому я Женю проверила и перепроверила. Есть шаблон движения глаз, который психологи так и называют — «детектор лжи». Или можно понаблюдать, синхронны ли мимика и движение. Когда лгут, первым начинает двигаться тело, слова как бы отстают. У лгуна резче выражена асимметрия правой и левой половинок лица. Ты вообще знаешь, что лица у всех людей асимметричны? Да много еще приемов. Так вот у Жени я не увидела никаких признаков лжи. Он был абсолютно искренним.
— Подожди… он не сказал, что с него взяли подписку…
— Это другое. Он не лгал. Он не хотел о ней говорить.
— Да. Наверно. Он оберегал тебя.
— Ты мне поверь, Лелька. Не надо больше искать черного кота в темной комнате.
— Особенно когда его там нет, — широко улыбнулась Ольга.
— А его, значит, подозревают… — медленно проговорила Ася. — Ты знаешь, я ни слова не сказала следователю о нашей с Женей последней встрече. Это значило бы заявить, что у него был мотив… А я не верила, что он…
Лелькина улыбка погасла.
— Я тоже ничего про тот последний день не говорила. Но делом твоим, похоже, занимается хороший следователь, — она скривила губы. — В том смысле, что нюхом чует слабое звено. Да тут и без нюха все как на ладошке: ты и двое твоих мужчин. Муж, который ведет себя вовсе не как «бывший», и новый друг. Классический треугольник. Артем тоже запросто мог в подозреваемые угодить, но у него железное алиби. Он был на смене, с бригадой Скорой помощи. А у Жени алиби нет. Вот следователь под него и роет… землю носом.
— Мало ли у кого нет алиби! — возмутилась Ася. — Всех подозревать? Кроме подозрений нужны факты, доказательства.
— Но мотив-то у него одного. И если следователь до этого мотива докопается… если еще не докопался… В общем, если будет на сто процентов уверен, что на тебя напал никто иной как Дакота… боюсь, за фактами дело не станет.
— Сфабрикует что ли? — скептически предположила Ася.
— Подруга, ты вчера родилась? Как будто срок получают одни виноватые! Только Дакоту они так просто не возьмут. Я уверена. А ты собираешься сказать следователю, вот что мне сейчас рассказала?
— Конечно. Но он такой упертый… Помогите Жене. Поговори с Артемом.
— Да поговорю, чего там. Надеюсь, это будет легче, чем сообщать твоему Дакоте, что ты намерена его бросить.
— Лелька… спасибо тебе. Золотой ты мой человек…
Когда Ольга ушла, Ася вышла в коридор, прошла в его дальний конец и долго стояла у темного окна, смотрела на вечерний город. На стекло были налеплены снежинки, искусно вырезанные из салфеток. «Наверно, кто-то из пациенток, — подумала Ася. — Обидно встречать Новый год в больничной палате». Подумала о том, какой Новый год был у нее, чуть улыбнулась. Улыбка получилась грустная. Вынула из кармана сотовый, раскрыла, нашла в телефонной книжке Дакоту.
— Почему ты не сказал? — негромко спросила вместо приветствия.
— Чего не сказал?
— Сам знаешь. Если ждешь от меня полного доверия, будь добр, сам доверяй.
— Неужели ты подумала, что из-за этого не сказал?
— Главное, что ты захотел что-то утаить.
Женя вздохнул.
— При том, что бессмысленно скрывать, когда у нас есть Лелька. Да, глупо… Ася, для меня важно, что ТЫ меня не подозреваешь. Остальное не важно.
— Даже не знаю что и сказать на это, — сердито хмыкнула Ася. — Кому не важно? Тебе или мне? Если ты думаешь, ты для меня теперь Никто и звать тебя Никак, и меня не колышет, что с тобой происходит…
— Я надеюсь, это не так, — перебил ее Женя.
— А что ж ты тогда?..
— Я очень не хотел, чтобы ты из-за этого переживала. Ася, давай ты поверишь, что МЕНЯ все это беспокоит в гораздо меньшей степени, чем ты думаешь. Для чего я пять лет постигал юридические премудрости? Чтобы сейчас оказаться совсем беспомощным и уныло пойти под статью вместо какого-то ублюдка? Не на того напали. Все будет хорошо. Для меня куда важнее, чтобы ты спокойно выздоравливала и поскорее вернулась домой. Обо всем прочем есть кому позаботиться. Ольга приходила?
— Да, она всё сделает. И все же, имей ввиду вот что. Ты, я вижу, высоко ценишь свою профессиональную подготовку и полагаешься на нее. Так вот, у меня, как ты знаешь, тоже есть кой-какие профессиональные знания. Сегодня я смотрела на тебя и все больше убеждалась, что ты к подъезду никаким боком не причастен. Но так же хорошо я видела про утаивание, скрытность. Думаешь, это было в твою пользу? Слава преподавателям, меня научили отделять мух от котлет. Но скажи я про свои сомнения Ольге… Она и так вся истерзалась между За и Против.
— Ладно. Я понял.
В Асиной квартире жил Артем. Хотя, почему в Асиной? Фактически, это была и его квартира.
Еще находясь в реанимации, Ася однажды спросила:
— Ты не знаешь, где сейчас моя сумочка? Там ключи, кошелек. Кое-какие документы тоже.
— Я знаю только, твою сумочку нашли на полу в подъезде. Наверно, она у следователя.
— Тогда возьми у Лельки ключ от квартиры. Я у нее оставила второй. На всякий случай.
— Зачем тебе сейчас?
— Не мне. Это и твой дом.
— Знаешь, где мой дом сейчас? У Стаськи Мещерякова.
— Ты ушел от своей сладкой женщины? — робко улыбнулась Ася.
— Месяца три уже как совсем ушел.
И Артем вернулся домой, с еще большим нетерпением ожидая, когда Асю выпишут из больницы.
В один из вечеров к Артему пришли Лелька, Калина и Дакота. С Калиной Артем уже был знаком, пересекались, навещая Асю. С Дакотой познакомились сейчас. Представляя их друг другу, Лелька назвала только имена-фамилии.
— Ребята, я уверена, вы уже имеете представление, кто есть кто, так что я уж без комментариев как-нибудь.
Оба кивнули, обменявшись взглядами.
— Идемте на кухню, — позвал Артем, — я только что от Аси, не успел перекусить. Составите мне компанию.
Ольга взяла на себя организацию ужина, мужчины присели к столу. Женя положил перед собой блокнот в коричневой матерчатой обложке с кнопочным ремешком-застежкой, полувопросительно сказал:
— Вы в курсе, что у следствия главный подозреваемый я, — Калина и Артем качнули головами, подтверждая его слова. — Я этот частный сыск затеваю не по причине собственного спасения. А потому, что боюсь, виноватого не слишком усердно ищут, зачем, если уже есть очень удобный подозреваемый. Еще немного и дело можно закрывать, передавать в суд. До суда меня не арестуют. Но это уже моя забота. После суда, если до него все же дойдет, дело отправят на доследование. Об этом я тоже позабочусь. Но я все же надеюсь обойтись без суда, если мы вместе сможем вычислить, кто был тогда в подъезде, — Женя пожевал губами, снова заговорил: — Я сказал это, чтоб было понятно — не забота о себе руководят мной в первую очередь. Я хочу найти виноватого и обезопасить Асю на будущее. Я согласен со следователем, скорее всего, этот человек ее знал. Но что за мотив у него? Не была ли это только первая попытка? — Артем вскинул голову и тревожно посмотрел на него. — Да, — угрюмо качнул головой Женя в ответ на его безмолвный вопрос. — И что, если в другой раз он подготовится лучше? Случайность или мотив, вот что крайне необходимо знать. Сейчас составим список мужчин, с кем Ася хоть немного знакома, или не знакома, но встречалась при каких-то особых обстоятельствах. Тех, с кем она не общалась более двух лет, пока брать не будем. Едва ли человек будет два года вынашивать свое намерение. Составим список, потом каждого подробно обсудим.
— Про особые обстоятельства мне не понятно, — сказала Лелька.
— Например, Ася провела вечер в какой-то компании. Может, ее не перезнакомили со всем, но кто-то из мужчин обратил на нее внимание, выделил, запомнил, — пояснил свою мысль Женя.
— Ой, это тогда надо всех с Элькиной помолвки записывать… А Новый год! На «Новогодней феерии» ее трудно было не заметить. Что, всех…
— Вы знакомых в тот вечер встречали?
— Нннет… — припоминая, Лелька помотала головой. — Ну, кроме Стаса, ты знаешь.
— Да, помню. Ну вот, если знакомых не было, если Ася там ни с кем не знакомилась — а это мы знаем, значит, она так и уехала, незнакомкой.
— Ага, понятно. Девушка без адреса, — догадалась Лелька.
— От этого Стаса информация могла утечь, — заметил Калина.
— Я тоже так подумал, — сказал Артем. — Я узнаю у него, не расспрашивал ли его кто-нибудь про Асю.
— Но самого Стаса заносим в список? — уточнил Женя.
— Если хочешь, пиши, — сказал Артем. — Мещеряков Стас. Комментарии свои оставлю до обсуждения.
— Меня тоже надо записывать, — сказал Калина. — Но мне в этот список не хочется, поэтому сразу скажу, был дома, позвонил с домашнего телефона Лёле и мы долго разговаривали. Больше часа. Как раз в это время ей пыталась дозвониться Асина соседка. Если что, распечатку с телефонной станции всегда можно взять.
— Да, так всё и было, — подтвердила Лелька. — Полное алиби. А в список вот кандидат -Толик Пунич, — назвала имя Лелька. — Но он…
— Пожалуйста, больше никаких «но» сейчас не надо, — попросил Женя. — Просто давайте имена. Мы их потом просеивать будем. А сейчас только имена.
Список получался скудным. Именно в последние годы Ася сузила до минимума свое общение с мужчинами. Кроме Мещерякова и Пунича в нем появились трое тех, с кем подруги пытались познакомить Асю. Дальше застопорилось.
— Давайте поедим, — предложила Лелька. — У меня готово. Будем есть и думать, вспоминать.
Лелькино предложение одобрили.
— Оля, мне чай, — попросил Женя. — Я сыт, а чаю охотно выпью.
— Я с тобой, — сообщила Лелька. — Тоже чай хочу.
Пили-ели молча, погруженные мыслями в воспоминания.
— А если он все же с улицы пришел, чужак? — с сомнением спросила Лелька.
— В экспромт верится с трудом. Представьте, человек идем мимо дома, видит подъезд, решает устроить в нем засаду. Случайно он знает код замка или у него случайно находится ключ от подъезда. Заходит, выкручивает лампочку. А она, между прочим, в плафоне, надо несколько шурупов вывинтить. Допустим, отвертка у него в кармане. Потом занимает уже присмотренное место, где на него как можно меньше света упадет, когда наружная дверь откроется. И чтобы, когда человек будет мимо него проходить, не поворачивался лицом в его сторону. То есть выберет место с наименьшей вероятность, что его там заметят. Это в чужом подъезде, где он впервые. А подъезд здесь, кстати, довольно неудобный для засады. Впрочем, эту версию я тоже не отвергаю. Но сначала по знакомым пройдемся.
Женя отставил в сторону блюдце с чайной чашкой, подвинул к себе с блокнот.
— Стас Мещеряков, как я понимаю, твой приятель, — он поднял голову и посмотрел на Артема.
— В полдень того дня он уехал к родителям встречать Рождество, — сообщил Артем. — Я видел у него билет на поезд. Очень звал поехать с ним.
— А Пунич? Это кто? — Дакота глянул на Лельку.
— Ася и Артем знают его с детства, в одной уличной команде тусовались, — пояснила Лелька.
— Какое-то время мы с ним не виделись, его семья в другой район переехала, — добавил Артем. — А когда мы с Асей в эту квартиру въехали, Пунич оказался нашим соседом.
— Он тут изо всех сил опекал Асю, просто ангелом-хранителем ее стал, — заговорила Лелька. — Руки у него золотые, что есть, то есть. По дому абсолютно всё умеет. Об Асе заботился очень трогательно, но отношения оставались на уровне брат-сестра. Я, по-правде сказать, очень этому удивлялась. Видно же было какое-то… чуть ли ни обожание с его стороны. При этом Ася с ним не церемонилась, могла прогнать, выставить за дверь. Он нисколько не обижался, принимал как должное.
Женя задумчиво посмотрел на Лельку, мягко побарабанил по столу пальцами.
— Так он здесь, рядом живет?
— В соседнем подъезде. Толик очень любознательный, все видит, все знает. Ася называет его Штирлицем, а иной раз даже сердилась, что Пуняша в курсе всех ее дел. Вот только когда наблюдательность его позарез нужна, он оказался не при делах.
— Почему? — пристально посмотрел на нее Женя.
— Был на смене. Он в охране работает.
— Он Асю навещал в больнице?
— Ася говорила звонил. Был страшно расстроен, чуть не плакал, просил у нее прощения.
— За что?
— Ну вот, что не оказался на месте в нужный момент, не уберег.
— И все же проведать в больницу не пришел, — констатировал Дакота.
— Меня это не удивляет, — сказал Артем. — Он какой-то… то ли застенчивый, то ли стеснительный. Когда мы узнали, что опять соседями будем, Толик так сильно обрадовался, просто счастлив был. Мы пригласили его к себе, он с удовольствием пришел. Но всего один-единственный раз. Больше никогда не приходил. Хотя встречам во дворе радовался, охотно вступал в разговор. Бывало, я или Ася гуляем с ребенком в коляске, а он сопровождающим рядом ходит. По целому часу.
— А может быть, пригласим его? — вдруг предложил Женя. — Такой наблюдательный и любознательный будет не без пользы.
Артем без лишних слов пошел к телефону, раскрыл телефонную книжку, лежащую на полочке рядом, и нашел телефон Толика. Одни долгий гудок, второй, следом послышался голос.
— Толя, это Артем Никитин. — Да, я тоже рад тебя слышать. — Где? Недалеко от тебя, мы снова соседи. — Да, снова. Толя, ты можешь сейчас придти? — Нужна твоя помощь. Придешь — всё объясню. — Да нет, не по телефону. — Отлично. Жду.
— Придет, — сказал Артем, опуская трубку.
— Его квартира на втором этаже, справа от вашего подъезда?
— Да, — несколько удивленно подтвердил Артем. — Ты откуда знаешь?
— Не знаю, только предположил, — задумчиво ответил Евгений.
Он вспомнил, как во второй раз подвозил Асю домой, вспомнил качнувшуюся штору в окне второго этажа. Из-за шторы — ему показалось тогда — кто-то на них смотрел. Теперь он был уверен, что именно любознательный Толик Пунич стоял за той шторой.
Толик был удивлен и даже как будто растерян, обнаружив в квартире вместо одного Артема целую компанию. Еще больше удивили его личности присутствующих. Увидев Дакоту, он непроизвольно стрельнул глазами в Артема. Тот был спокоен, сказал:
— Знакомьтесь, это Толя Пунич. Толик, Ольгу ты знаешь. Это Евгений Дакота. Это Калина.
— Паркур! — вспомнил Толик. — Ася рассказывала.
— Мы тут пытаемся вычислить напавшего на Асю, — сказал Артем.
Пунич перестал улыбаться, обвел всех глазами:
— И как?
Женя неопределенно дернул плечом.
— Тебя позвали на помощь. Говорят, ты человек очень внимательный, наблюдательный. Поройся в памяти. Часто бывают ситуации, на которые сначала внимания не обратишь, а потом, после каких-то событий, они видятся совсем в другом свете. Это одно. А второе… Мы согласны с выводом следствия, что нападение готовилось именно на Асю, поэтому пытаемся вспомнить всех ее знакомых.
— Первое, да, резонно. Я подумаю. А знакомых… это не просто. Начинайте с читателей библиотеки.
Все переглянулись между собой.
— Я про них не забыл, — сказал Дакота. — Читатели, жители подъезда и всего дома, участники недавней вечеринки, — он посмотрел на Артема. — Это второй круг. А первый, малый круг — те, кто был к ней ближе.
В тот вечер они еще ни раз кипятили чай, засиделись чуть ни до полуночи. Женя переворачивал одну страницу блокнота за другой, заполняя ее своими пометками. Наконец, он закрыл блокнот, потер глаза.
— Теперь я буду с этим работать, — сказал он. — От вас пока ничего не нужно.
— Понадобится помощь, только позвони, — настойчиво предложил Пунич. — У меня куча свободного времени.
— Хорошая работа, — позавидовал Женя.— Где такую нашел?
— Охранники часто работают по графику двенадцать часов смена, потом, считай, двое суток дома. Так что зови, буду только благодарен.
— Договорились, — кивнул Женя, поднимаясь.
Как только Асю перевели в общую палату, она начала рваться домой.
— Забери меня, — жалобно глядя в глаза Артему, просила она. — Я буду самой примерной твоей пациенткой. Вот увидишь, у тебя таких идеальных еще не было.
Конечно, Артем перед ее глазами устоять не мог. И стоит ли говорить, что им самим владело такое же, и нисколько не меньшее желание. Другое дело, как врач, он прекрасно понимал, что Асе лучше оставаться в больничной палате. Но Ася… когда от одного только взгляда на нее сердце Артема затопляла волна жалости к ней и безмерной нежности… Когда он страдал от невозможности выразить, или высказать то, что чувствовал — на виду у всей больничной палаты. И вот к нему обращены ее умоляющие глаза… жалобный голос проникает в самое сердце… Разве в его силах отказать ей хоть в чем-то?!
Однако доктор Тимохин наотрез отказался потакать этой авантюре, когда вечером второго дня Артем явился к нему с идеей насчет скорейшей выписки.
— Не надо мне говорить, что ты сам врач! — сердито говорил Тимохин. — Ведь случись что, 03 звонить будешь, так? Врач еще не Бог.
Ох, как хорошо знал это Артем… Слова Тимохина попали в десятку, в самое больное…
— Короче, дурью не майтесь. Иди, успокой свою Асю. Скажи, ни дня лишнего держать не буду. Кстати, могу дать ключ от кабинета сестры-хозяйки. Вообще у нас там врачи ночуют, когда приходится. Хоть поговорите нормально, и даже чаю можете попить.
-Ну, что? — Ася нетерпеливо поднялась с кровати навстречу мужу. — Выписывают?
-К счастью, здесь не все такие как мы, остались еще адекватные люди.
-Артем, не говори со мной загадками. Я плохо соображаю.
-Тогда просто иди за мной.
Он взял ее за руку и под заинтересованно-разочарованными взглядами сестер по несчастью повел из палаты.
— Это мы куда пришли? — она оглядела небольшую комнату вроде бы похожую на кабинет, но у стены стоял диван с теплым пледом, а в углу примостился узкий кухонный шкаф с кофеваркой и электрическим чайником.
-Тимохин искупает свой отказ, — улыбнулся Артем. — Ведь здесь лучше, чем в палате?
-Ааа… он не отпустил… — разочарованно протянула Ася.
-Не сердись на него. Думаешь, я отпустил бы на его месте?
-Нет?
-Ни за что. Он велел передать, что не станет держать тебя здесь ни одного лишнего дня.
-Ну ладно… — Ася улыбнулась.
-Наконец-то на нас никто не таращится, — сказал Артем, повернулся к Асе, взял в ладони ее лицо, расслабленными чуть влажными губами нежно и медленно поцеловал ее в губы.
У Аси перехватило дыхание, из сердца рванулась и затопила ее всю горячая, расслабляющая волна. Ей показалось, она перестает существовать как нечто самостоятельное, отдельное, она просто растворяется в Артеме, становится его частью. Закружилась голова… Ася покачнулась и едва устояла на ослабевших ногах.
Артем поднял ее на руки — какой худенькой, невесомой она оказалась — пошел к дивану. Сел, усадив ее к себе на колени.
— Руке удобно? — спросил он, чуточку отстраняясь.
— Да, — сказала Ася, едва ли придавая значение его вопросу, и прижалась к мужу. — Господи, твой запах! Я снова его чувствую! — она вдохнула глубоко, всей грудью. — Никогда не думала, что он для меня так важен. Как мне его не хватало! Как будто мало воздуха, я дышу, а его не хватает. — Ася потерлась щекой о свитер мужа, напитанный его теплом. — Мне он даже снился. Представляешь? Снился запах! Это было так грустно… Просыпаюсь оттого, что ты здесь, близко! Так близко, что чувствую запах! Просыпаюсь… темно и пусто… Никогда не думала, что так может быть, — сдавленным голосом прошептала она. — Я теперь уверена, твой запах узнаю из скольки хочешь тыщ!..
Артем провел по ее волосам не задевая марлевой повязки, прикоснулся губами к голове. Потом бережно укрыл пледом спину и плечи. Сердце останавливалось, замирало на болезненно долгие мгновения от жалости к его любимой, измученной несчастьем и страданием женщине.
Все последние дни, проведенные с нею, он изо всех сил сдерживал себя, старательно снижая градус искры, проскакивающей между ними. Пока Ася находилась в реанимационном отделении, сильные эмоции просто были опасны для нее. Поэтому Артем рассказывал ей про Ольгу и про звонки из Лондона. Какие-то забавные истории из будней бригады скорой помощи. Про Стаса Мещерякова и о том, в какой сфере нашел Стас применение своим знаниям и опыту. Рассказывал Асе про общих знакомых и о том, какая за окном погода… Он старательно придерживался нейтральной территории и ни словом не касался личного. Асе же в те дни не так уж важно было, о чем говорит Артем. Ей довольно было его голоса, дыхания, возможности видеть его, чувствовать тепло рук, просто смотреть, как двигаются его губы, любоваться ими…
Потом Асю перевели в палату. Но там тоже ни к чему было давать волю чувствам и устраивать театр для Асиных соседок — в палате кроме нее было еще пять женщин.
Артем по жизни, в общем-то, настолько привык к повышенному женскому вниманию, что не давал себе отчета в его «повышенности». Однако теперь, когда хотелось забыть про все кроме одного-единственного человека, очень не к месту было каждую минуту чувствовать себя объектом чьего-то любопытства. Теперь это так докучало, но было так неизбежно в скучной и серой больничной атмосфере, лишенной удовольствий и развлечений.
И вот, наконец, вдвоем. Можно держать ее в объятиях, целовать мягкие губы, прошептать все слова, что так долго сдерживал… Почувствовать, наконец, ее возвращение…
— Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо… — прошептала Ася. — Ты прости меня, ладно? Я сама себя наказала так… жила будто обрубок…
Артем прижался губами к ее виску, потом прошептал:
Не хочу, чтобы ты говорила «прости». Не надо. Мы прожили это. Если были виноваты, то оба. Если прожили с ошибкой, давай просто исправим ее. Я безумно тебя люблю. Без тебя я жил плохо, неправильно. Но вообще-то можно сказать, что без тебя я ни дня не жил. Думал о тебе каждый день. А чаще не думал, а просто медитировал на твои глаза, на голос, на имя. Я жил так, будто все вокруг временное, не мое. Однажды оно обязательно кончится и тогда будет настоящее. — Он приподнял Асино лицо, заглянул ей в глаза. — Ты знаешь, мечты бывают разноцветные.
Разноцветные? Мечты?
Да. У моей был цвет твоих глаз. Я так мечтал их увидеть.
Он взял ее маленькую руку, поднес к губами поцеловал, легко, невесомо, будто ладони коснулись крылья бабочки.
Пахнет больницей? — спросила Ася.
Апельсинами.
Он поцеловал ее ладошку нежно, ласково, тронул губами кончики ее пальцев. Не целовал — слегка касался своими губами. В этих прикосновениях было столько ласки, тепла и нежности, что каждое проникало в самую душу, превращаясь там в мягкие, но настойчивые и неодолимые импульсы. Артем положил Асину руку к себе на грудь и подушечками пальцев повел по контурам каждого ее пальчика по очереди, от большого к мизинчику. Он водил пальцем по черточкам на ее коже, по бугоркам и холмикам, как будто запоминал каждый. Тепло от его руки растекалось по ее телу, наполняя его жаром. Ася закрыла глаза, слушая, как подобно волне цунами поднимается в ней мучительное сладкое безумие, как цунами мощное, лишающее воли и способности быть разумной. Вместе с прерывистым вздохом с губ ее сорвался тихий стон…
Я сейчас умру… — пролепетала она, рука проскользнула к Артему под свитер, и он быстро стянул его через голову, остался в светлой облегающей майке с короткими рукавами.
Как я соскучилась по тебе… — прошептала Ася и обвила рукой, тесно прижалась к нему.
Он осторожно уложил ее на диван, коротким движением сбросил майку, порывисто склонился над Асей…
Два дыхания сплетались в одно… зацелованные, прерывались бессвязные слова… запах горячего, слепленного из мускулов тела, скользящего по шелковистой гладкости кожи… горячая волна блаженства, проступающая легкой испариной… и усталая нега, когда отдали себя друг другу до последней капли…
В комнате стояло молчанье… теплое, усталое. Ощущение дыхания на коже и рунной вязью сплетены горячие пальцы. Ася лежала с закрытыми глазами, улыбалась и думала, догадывается ли он, какое счастье она испытывает от одного лишь того, что дыхание его касается кожи? Вот они, минуты беспредельного и полного счастья, потому что он с ней, любимый, единственный ее мужчина, самый нежный, самый красивый, и во всем мире нет сейчас никого, счастливее, чем она.
А потом Ася не заметила, как уснула в его объятиях, таких сильных, таких уверенных. Ей было в них спокойно и безопасно. Она уплыла в забытье с тем радостным давно забытым чувством, которое заставляет человека улыбаться во сне. Артем смотрел в ее лицо, и в сердце иглой входила боль. Так же трогательно и ясно улыбался во сне их ребенок. Обхватив Барбоса — серого плюшевого пса, с которым был неразлучен, он засыпал под пуховым одеяльцем, поцелованный мамой на ночь, абсолютно счастливый, обласканный, любимый, защищенный мамой и папой от всяких бед. В чертах Асиного лица, в улыбке, в спокойной ее умиротворенности Артем ясно видел сына.
Асино лицо поплыло. До боли сжав челюсти, Артем повернул голову так, чтобы слезы не пролились. Как мог он покинуть ее в момент, когда она острее всего нуждалась в нем?! Не защитил сына и едва не потерял ее. Бессмысленной щепкой болтался у чужого, постылого берега. Что было с ним? Будто злое наваждение спеленывало черными лентами, лишало воли, будило каждое утро шорохом чужих шагов, заставляло жить дальше. Теперь, именно в эту минуту Артем со всей остротой понял, для чего ему жить. От пришел в этот мир, живет, дышит для того, чтобы думать об этой женщине каждую минуту, заботиться и оберегать — это смысл его жизни. А все остальное существует лишь потому, что в его жизни есть она.