Дожди прекратились, как и предполагал Дакота. Установились прозрачно-ясные, холодные дни. Низкое солнце уже не грело, но сияло ярче летнего. Вчерашняя серость пасмурных дней раскрасилась яркими, солнечными красками. Даже прозрачность голого парка стала ясной, сияющей. Солнце заливало парк холодным светом, и он весело светился насквозь. Где-то в глубине его жгли листья, по земле растекалась голубоватая дымка. Воздух чуть пах лёгкой горечью, но дышалось им так славно и легко.
Дакота появился в библиотеке на следующий вечер после тайной встречи с Лёлькой — Ася о ней, естественно, не знала. Он пришёл перед самым концом рабочего дня. Несколько минут ни о чём болтал с Лёлишной, потом постучал к Асе.
— Привет! Я подожду тебя? — не входя, спросил он.
Ася пожала плечами. От неожиданности, вероятно. Он принял это за согласие и, улыбнувшись, исчез за дверью. «Кот», — дёрнула она уголком губ. Она смотрела на дверь и пыталась понять, что чувствует в эту минуту. Ни радости, ни волнения. Она осталась абсолютно спокойной, если не сказать равнодушной. Ася взяла сигарету и закурила, так и просидела оставшиеся минуты — медленно курила, откинувшись на спинку стула…
— Так вот кто на Лёльку такое впечатление произвёл! — глядя на машину, от которой к ней шёл Женя, Ася остановилась и окинула взглядом джип. Она, кажется, сама не заметила, но Женя отметил, что сказала про автомобиль, как о существе одушевлённом.
— И какое это впечатление? — спросил он.
— Она мне с утра… В общем, сейчас я знаю о внедорожнике куда больше, чем знала утром. Вот уж некогда не подозревала, что Лёлька такая «Патриотка»!
— Ага, значит, впечатление всё-таки хорошее! — засмеялся Женя.
— Мягко сказано. Кажется, она собирается фанатеть на тему этого монстра. Тут лестница в комплекте не шла? — спросила Ася, глядя на высокий порожек джипа. Впрочем, ответа она не ждала, ступила на него ногой — действительно, высоковатый для маленькой Аси — и упруго поднялась в кабину.
— Хочешь, поужинаем где-нибудь? — спросил Женя, трогаясь с места.
Ася почти уже сказала чистосердечно: «Не хочу». Но тут подумала: не симпатично будет выглядеть, если она опять использует его для доставки её, драгоценной домой. Разве он в личные шофёры к ней нанялся? Вообще-то она запросто может наплевать на все эти деликатности. Она же не просила его приезжать. А с другой стороны, тогда надо было сразу сказать «нет», чтоб ни на что не рассчитывал и не ждал её. М-да, она-то наплевать на приличия может, а вот Лёльке такая беспардонная эксплуатация её ненаглядного Дакоты точно не понравится.
— Если не хочешь, то и не надо, — сказал он. — Мне просто приятно с тобой побыть хоть сколько-нибудь. Даже если только до дома тебя довезу.
Ася повернулась к нему, склонила голову на спинку кресла и некоторое время молча рассматривала его профиль. Он тоже молчал, глядя вперёд, на дорогу.
— Хорошо, — наконец, сказала она. — Давай поужинаем.
— Хочешь в «Пирамиду»?
— Нет. А в общем-то, мне всё равно.
— Понятно, — заключил Женя и больше ни о чём не спрашивал.
Ася обернулась, осмотрела просторный салон.
— Громадина какая. Сколько человек тут можно возить?
— Пять-шесть. А если установить в багажнике дополнительные сидения, то и девять.
— Прямо автобус! Ты на нём тоже гоняешь?
— Нет. Собственно, для внедорожников устраивают тест-драйв, не на скорость, а на выживаемость. Участники должны за день, за два — по-разному — пройти трассу, и продемонстрировать возможности автомобиля. Трассу для тест-драйва могут по болотам проложить, по горным склонам, да где угодно.
— Что значит «драйв» в сочетании с «тестом»?
— Если не ошибаюсь, английское drive — это движение, гонка, спешка. В джазе так называется манера исполнения, когда создается эффект нарастающего ускорения темпа. То же самое и в сочетании с «тестом» — напряжение, возбуждение. Для водителя эмоциональная встряска, когда дух захватывает от происходящего, а для автомобиля — работа на пределе, а часто, за пределом официальных технических характеристик. Я один раз участвовал с снежном тест-драйве. Представь, трасса идёт по полю, по плотной снежной целине, машина несётся, а за ней вихрь снега. Потом спуски-подъёмы. Низины так завалены снегом, что просто плывёшь, впереди волну снежную гонишь. Там ни разу никакая техника не проходила кроме снегоходов — только снегоходная колея и есть. Но они же на лыжах, а мы на колесах. Но ничего, летишь, только вихри да фонтаны из-под колес. Хотя иной раз след от техники обнаруживали, — в виде огромных снежно-ледяных брустверов и тракторной колеи. Ехать по колее пытка. Машины просто теряли сцепление с дорогой, то одним колесом зависнут, а то сразу двумя. Целик предпочтительнее. Потом лес по бездорожью насквозь проскочили и вылетели на озеро, прямо на лёд. Мы там такое танго исполнили, вихрь до неба достал! В общем, одно слово — драйв полный!
— Наверное, это здорово.
— Не то слово! Ну вот, мы приехали, — сказал Женя, поворачивая на стоянку. — Надеюсь, инструментальная музыка тебе нравится?
— Нравится. Особенно в последнее время.
— Почему «особенно»?
— А в песенном жанре сейчас такое… — состроила гримаску Ася. — Ни голосов, ни музыки, ни слов. Со словами вообще — чисто пародия на стихи. Авторы как в поддавки с юмористами играют, чтоб тем было над чем прикалываться. И такая пошлость, хамство. Смотришь и чувствуешь себя оплёванной. Такое вот искусство. А в инструментальной, там есть имена, которые уже гарантия качества. Поль Мориа, Джеймс Ласт, Эннио Морриконе.
— Да ты будто мысли мои читаешь!
— Шутишь? — скептически хмыкнула Ася.
— Это почему? — удивился Женя. — Нисколько не шучу. Поль Мориа с его неповторимым французским шармом, старый кудесник Ласт, Морриконе, способный прямо к подсознанию обращаться — это же всё классики инструментальной музыки. Почему я не должен ими восхищаться?
— В таком случае здорово, что нам нравится одна и та же музыка.
— И в таком случае, я рад, что не ошибся и привёз тебя в «Княжий терем»! Бывала здесь?
— Нет. Здесь что, инструментальный оркестр?
После тёплого автомобильного салона снаружи показалось ещё более промозгло и холодно, чем было на самом деле. Женя нажал кнопку на ключе, и автомобиль в ответ мигнул, давая знать, что замки заперты.
— Когда мне хочется послушать живую музыку, — сказал Женя, — я еду именно сюда. Здесь отличная группа, и вкус у ребят отменный. Надеюсь, тебе понравится.
Официант встретил и показал свободный столик, через минуту принёс меню, карту вин, спросил:
— Какие напитки желаете?
Ася попросила томатного сока, а Женя минеральной воды. Ася пробежала глазами сверху вниз по наименованиям блюд, закрыла меню и отложила его на край стола.
— Выбери сам, — попросила она. — Ты наверняка со здешней кухней лучше меня знаком. Только что-нибудь лёгкое и немного.
Скоро официант принёс высокий стакан с густым соком для Аси и маленькую бутылочку воды для Жени. Откупорив её, он на треть наполнил бокал и приготовился записывать заказ. Женя выбрал стерлядку под сливочным соусом с чёрной икрой и козий печёный сыр. Ещё он заказал французское «Шато Бель Эр Муляр».
— В «Тереме» это вино особенное, — сообщил он Асе. — Они заказывают его в маленьких бутылках. А в них вино зреет иначе, чем в больших.
— Женя, я вовсе не знаток вин. Боюсь, ты будешь разочарован, но признаюсь, я такие нюансы различить не способна. И вообще, ты собираешься пить вино?
— Разумеется. В такой вечер без вина никак.
— А потом сядешь за руль?
— Нет, конечно. Всё будет по правилам.
— По каким правилам? — не поняла Ася.
Женя неожиданно ответил стихами, продекламировал, чуть растягивая слова:
— Я сегодня немного пьян, и не сяду уже за руль. Закрывается ресторан, обнимает ночной июль. В темноте растворён жасмин, я хочу тебя попросить: мы оставим наш лимузин, и поймаем с тобой такси. Такси, такси, вези, вези вдоль ночных домов, мимо чьих-то снов…
Женя умолк, но Асина память тут же закончила фразу из хита Игоря Николаева: «Такси, такси, хочу в такси я тебя обнять и поцеловать».
— В этом правиле будет много исключений, — сказала она. — И не июль, и не жасмин, и вообще…
— Ну… — виновато развёл руками Дакота. — Претензии не ко мне, к автору.
Ася улыбнулась. Она вдруг призналась себе, что ей нравится быть с этим мужчиной. Он слишком уверен в себе, слишком умён и многоопытен, чтобы дать ей возможность с отстранённым скептицизмом разглядывать и оценивать его. И ей стало легко. Оказывается, её тяготил этот скепсис, поперёк горла стоял минус, с которым она априори воспринимала особей мужского пола. Может быть, она увидит ещё в Дакоте нечто, чем он её разочарует. Может быть. Но сейчас она с облегчением освободилась от пристального вглядывания в него в поисках этого «нечто». Ася хотела просто слушать, смотреть на него. Не противиться мужской ауре, расслабиться и позволить обволакивать себя мягкими пелёнами силы, уверенности, покровительства. Это было так целительно для того, что болело в ней сплетённым клубком обнажённых, воспалённых нервов, в любой момент готовых ударить болью от самого ничтожного прикосновения. И не важно, что будет потом. Сейчас с этим мужчиной ей легко и хорошо.
Улыбаясь, Ася спросила:
— А как же лимузин?
— О! — Женя поднял палец. Затем вынул из кармана сотовый. — Тарас, — сказал он, когда в трубке раздался голос. — Машину от «Терема» забери, пожалуйста. Да, я в «Тереме».
Пока он говорил по телефону, над залом поплыли волны чистой и ясной музыки. Она звучала негромко, как бы на заднем плане. Грустные, изысканно красивые переливы мелодии были знакомы, и Ася узнала «Лолу» Дмитрия Маликова. Она обрадовалась встрече с одной из любимых мелодий, заслушалась.
— Нравится? — вернул её голос Жени.
Ася медленно кивнула:
— Не то слово… Очень нравится. Я ни разу не слышала её вживую. Совсем другие ощущения.
— Энергетика другая, — согласился он. — Техника её не передает, никакое стерео не передаст энергетику. Из телевизора или магнитофона выходит дистиллированный, выхолощенный звук, а настоящий вкус только вот таким образом узнать можно.
— Просто роскошно…
— Рад, что сумел порадовать тебя.
— Это верно. Ещё как!
— Только про меня не забывай, ладно? — медленно скользя глазами по её лицу, улыбнулся Дакота.
В это время им принесли плетёнку, накрытую клетчатой салфеткой, и плоскую маслёнку с кубиком жёлтого крестьянского, чуть солоноватого масла. Эту «перемену блюд» Ася предпочла использовать, как возможность не отвечать на его слова.
В плетёнке под льняной салфеткой лежали тонкие ломтики белого хлеба. Женя взял один кусочек, тонко намазал его маслом и протянул Ася. Хлеб оказался подогретым, масло сразу растаяло и пропитало его. Хоть Асе казалось, что она совсем не голодна, но хлеб оказался очень вкусным. В ожидании, пока им принесут ужин, она съела аж три ломтика.
Между тем прозвучали последние аккорды маликовской «Лолы», музыканты отложили инструменты и ушли на перекур, но один из них остался. Полился протяжный звук саксофона. Он то пел печально и тягуче, то голос его становился хрустально ломким и оттого тревожным. Саксофон стонал и плакал, и сделалось невозможно отделить себя от этого безумного колдовского звука, вопреки воли затягивающего в омут печали. Асины глаза потемнели, брови неуловимо сдвинулись. Вроде бы и не заметно, но от этих перемен как будто притух свет её глаз, на лицо опустилась невидимая тень. Будь она сейчас дома, непременно заплакала бы под эту печаль саксофона… Теплая ладонь легла на её пальцы, прогоняя сгустившиеся над Асей тени, и они отпрянули. Ася вскинула глаза на Женю, и он улыбнулся, убрал руку.
— Не поддавайся ему. Саксофонист колдун, обожает нажимать на кнопочки в сердцах слушателей. Захочет — плакать заставит, а захочет — тут же прогонит слёзы. Не давай ему играть на твоих чувствах.
Ася восхищённо покачала головой:
— И правда, — колдун. У меня слов нет… А какие есть — всё не те…
— А какие есть?
— Типа «а-бал-деееть»! Прям Элочка-людоедка какая-то!
Женя расхохотался, махнул рукой:
— Пойдёт! Главное — выразительно!
За музыкой, за лёгким и непринужденным разговором Ася почти забыла, что они ждут заказ. По крайней мере, ожидание нисколько не было тягостным или раздражающе долгим, как обычно случалось в таких заведениях. Даже в «Пирамиде», припомнила Ася, Лёлька досадовала на официантов. А здесь ей и в голову не пришло хотя бы мысленно их поторопить, всё было естественно, приятно, не скучно.
Потом они так же неторопливо ели. Асе понравилась сочная, со сливочным привкусом рыба, и восхитительным был французский сыр «Валансэ», поданный на тонких и нежных листьях салата. Его запекли с рукколой и маленькими кусочками шпика под соусом бальзамико. При этом сохранился нежный вкус молодого сыра с лёгким ароматом миндаля. В бокалах светилось вино прозрачно золотистого цвета. Женя пил его маленькими глотками, делал долгую паузу, прежде чем отпить ещё глоток, как будто прислушивался к его вкусу.
— Научи меня пить вино, — сказала Ася.
Он так же выдержал паузу, как будто теперь прислушивался к истинному вкусу её слов. В глазах поигрывали искорки то ли иронии, то ли удовлетворения.
— Правда, научи, — Асе пришло в голову: не думает ли он, что она испытывает его каверзным вопросом, как лукавые ученики — учителя.
— С удовольствием, — невозмутимо сказал он. — Хотя не такой уж я знаток. Но для тебя готов по всем амбарам и сусекам памяти поскрести. Та-а-ак… С чего ж начать? Ну вот, скажем, вина потребно выпивать не больше трех бокалов — так мудрые предки завещали. Первый для здоровья, второй для любви и наслаждения, третий — для сна. После четвертого начинается ругань, за пятым идут скандалы, дальше начинаются всякие непристойности, как я это называю, потом и вовсе рассудок мутится. Это всё мудрецы говорили.
— Ха-а-ра-а-шо-о-о говорили! Этому бы совету да силу закона!
— А карать принудительным просмотром видео-записи? — развил Асину идею Женя.
— Какой видео-записи? — не поняла Ася.
— С камеры видео-наблюдения, где ты запечатлен после четвертого бокала, пятого и так далее.
— А-а-а, — рассмеялась Ася, — отличная идея! Ну рассказывай дальше про вино, я больше не буду перебивать.
— Разве я против? — удивился он. — Ну ладно, дальше. В вине полно нюансов, там есть что разгадывать, прочувствовать. Подают его в классическом стеклянном бокале-тюльпане, — Женя приподнял бокал, провёл пальцем по его стенке. — Зауженный верх удерживает аромат вина. Лучше, если бокал из простого стекла, не граненый, не хрустальный, дабы ничто не мешало оценить цвет и прозрачность. Это первый нюанс. Бокал поднимают на уровень глаз и оценивают цвет одежды вина — термин виноделов и дегустаторов. Молодые вина ярко прозрачные. Вот у нас молодое вино. А старые, выдержанные могут быть немного тусклыми. Но если вино мутное или полосатое — оно больное. Красное вино, если его повращать в бокале, оставляет на стенках потеки. Французы называют их «винные ножки». Чем они дольше держатся на стенках, тем вино качественнее. И крепче, тоже.
— Ну надо же! Интересно как! А я думала, вино просто так в бокале покачивают. Или чтоб запах интенсивнее был.
— Вот! Это и есть второй нюанс. Запах! Разгадывать тайну винных ароматов — не меньшее удовольствие, чем от питья. Прежде чем сделать глоток, впитай его запах. Тут очень важна температура. Если вино слишком холодное, то запах очень слабый, а может даже совсем не чувствоваться. Когда вино начинает согреваться, появляются запахи. Одно и то же вино при разной температуре имеет разный аромат. Но у перегретого вина запахи выделяются слишком быстро, они смешиваются, их трудно различить. Поэтому когда вино уже в бокале, бокал лучше долго в руке не держать. В хорошем вине целый набор ароматов, потому и говорят про «букет».
— А как угадать нужную температуру? — озабоченно спросила Ася. — Сколько его охлаждать? Не градусник же ему ставить!
— За отсчет можно принять два часа. Больше двух часов в холодильнике вино держать не надо. А дальше — запомнить просто, чем легче вино, тем холоднее должно быть. Потому что чем легче вино, тем оно быстрее нагревается. Шампанское остужают сильнее всех прочих, это ты знаешь, шампанское подают во льду. Меньше всех охлаждают десертные вина, ликёры, их можно вообще не охлаждать, ну или на пару градусов ниже комнатной температуры.
— У нас белое вино… и было оно довольно холодным…
— Градусов десять. Теперь гораздо теплее. Я говорю, лёгкие вина быстро согреваются.
— Ой-ё-ё-ёй! Целая наука! — восхищенно проговорила Ася, подняла бокал, посмотрела вино на свет.
— Запах сначала у неподвижного вина оценивают. А потом, как ты говорила — наклонить бокал, покачать.
— Ага, значит, всё же для запаха!
— Конечно, — улыбнулся Женя. — Если вино согревается, а особых нюансов в его запахе не чувствуется, то вино, скорее всего, молодое, не старше года. Это не значит, что оно плохое. Нормальное вино. Но выдержанные вина, особенно коллекционные, имеют очень сложные букеты. Тут можно говорить о многослойности, пышности, плотности. Букеты пряные, острые. С гаммой медленно раскрывающихся ароматов… В общем, тут уж только поэт способен достойно про это рассказать.
— И чем пахнет наше Шато? — Ася поднесла бокал к лицу, медленно вдохнула. — Эм-м-м… сначала мне показалось, орехом. А сейчас… — она снова прислушалась к своим ощущениям, — что-то лесное… не пойму.
Женя поднял бокал, слегка покачал в нём вино.
— Папоротником… Нет?
— Папоротником? — недоверчиво проговорила Ася. — Точно! Именно лес с зарослями папоротника! — восхищённо посмотрела она на Женю. — Это же целая история в вине запрятана. Тайна.
— Так и есть. Тебе подают вино, и ты разгадываешь его, погружаешься в его тайну глубже, глубже… насколько сможешь.
— Женя, какой ты молодец, что всё это рассказал! Я, конечно, не совсем уж дремучая, но столько про вино не знала. Богатые у тебя сусеки! Но ты же ещё про вкус ничего не сказал.
— Ну да, наконец, последнее — вкус вина. Опрокидывать в себя сразу весь бокал… ну это уж если жажда замучила. Пить вино надо маленькими глотками. Задержать во рту, взвесить на языке, посмаковать. Тогда раскрывается вкус вина. Кроме того, ещё раз чувствуешь букет, теперь немного по-другому. Ведь вино во рту согревается и начинает выделять ароматы один за другим. Их можно попытаться уловить, прочитать. А вкус у вин самый разнообразный. Тут уж каждый оценивает сам и определяет свои предпочтения. Кто-то любит терпкие вина, кто-то сладкие, кто-то с кислинкой. Вкус бывает агрессивный, освежающий, цветочный, фруктовый, тонкий, благородный, грубоватый, пряный… Гурманы про вкус говорят: вино, как удар в солнечное сплетение. Вино нежное, как поцелуй. Сексуальное. Вино как менуэт Моцарта. В общем, сколько людей, столько и вкусов, каждый по-своему чувствует. Ещё у вина важно послевкусие. У хорошего вина оно долгое, и тоже бывает сложное и разнообразное, в зависимости от качества. Ой, Настя, — взмолился он, — кажется, я даже себя утомил своей лекцией!
— Только не меня! — возразила она. — Я бы ещё слушала и слушала.
В это время взгляд его ушёл в сторону, через зал, он кого-то заметил.
— Я на минуту, — сказал Женя, вставая.
Ася обернулась и увидела, что он идёт к дверям, где мужчина в куртке спрашивает что-то у охранника. Тот повернулся в их сторону, и, судя по всему, собирался указать на столик, за которым сидела Ася. Но тут оба заметили направляющегося к ним Женю. Охранник кивнул своему собеседнику и отошёл. Тот самый Тарас, догадалась Ася. Пришёл за ключами, чтоб забрать со стоянки автомобиль. Она отвернулась и хмыкнула: похоже, новый знакомый не из тех, у кого проблемы на ровном месте возникают. И не из тех, кто стесняется доставить неудобства другим. Первый вывод ей нравился. Второй… вызывал некоторые сомнения, и Ася не знала, куда она хотела бы отнести его: к достоинствам или недостаткам Евгения Дакоты.
Ася старательно пыталась перевести свои новые знания из теоретических в прикладные. В целях расширения её практики Женя заказал другое вино — французское десертное «Сотерн» пятилетней выдержки.
— Ой… — сказала Ася, чувствуя, что и без того уже захмелела.
— Обещаю не доходить до стадии непристойностей! — заверил её Женя.
— Как ты это называешь? — уточнила она.
— Как я это называю!
— Ну, если всё под контролем… — Ася смотрела, как официант ставит перед ней бокал с вином глубокого соломенно-золотистого цвета. — Знаешь, мне не терпится его попробовать. Интересно, определю, чем выдержанное вино от молодого отличается?
Она подняла бокал, любуясь цветом вина.
— Э-э-э… если это десертное, то почему такое холодное? Ты говорил, десертные вина и ликеры подают комнатной температуры.
— Ты молодец. И запомнила, и заметила. Вот именно тут есть одна интересная заковыка. Раньше в фамильных замках было прохладно даже летом, не говоря уж про зиму. Такие громадины разве натопишь? В общем, было там обычно не больше шестнадцати-восемнадцати градусов. Эта температура считалась комнатной. А к вину она и теперь относится, хотя уже давно не комнатная.
— Ух, намудрили эти французы! Или не французы? — тут же усомнилась Ася. — Короче, все эти фамильные замковладельцы. — Она ещё чуточку подумала и передёрнула плечами: — Бр-р-р!.. Как же они, бедные, в такой холодине жили? Шестнадцать градусов, это же холодно!
— Ну, как-то ухитрились не вымерзнуть. Кстати, как раз они придумали ночные колпаки. Потому что голова мерзла.
Потом они пили вино. Точнее сказать — дегустировали. Смаковали вкус и запах, обменивались впечатлениями и ощущениями. Асе нравилось, что она, как оказалось, способна различить очень тонкие оттенки запахов и нюансы вкуса, почти не уступая в этом Жене
А воздух был пронизан столь красивой музыкой, что хотелось просто сидеть и слушать. Здесь так хорошо было молчать. Паузы в разговоре не тяготили, не напрягали, да и разговор лился абсолютно естественно. Ася знала, с Дакотой или без него, но обязательно придёт сюда ещё, и не один раз. Придёт, потому что опять захочет послушать живые волшебные мелодии.
В мучительные, беспросветные дни Ася открывала для себя инструментальную музыку как способ уходить от навязчивых, рвущих сердце воспоминаний. Музыка без слов успокаивала, очищала мысли как от воспоминаний, так и от шелухи повседневности. Мысли, освободившись от тяжкой ноши, взлетали и парили в прекрасном далёко, в космических просторах. Может быть, мысли и чувства менялись оттого, что приближались к Великому, Абсолютному и Совершенному, который обитал где-то там, в горних высях, исполненный истинной любви ко всему сущему, копошащемуся в несовершенном, жестоком мире. Так Ася думала иногда, с невесёлой усмешкой над собой. Но правдой было то, что музыке каким-то образом удавалось уводить от печального. В ней всё можно было понять без слов. Она умела передать столько эмоций и чувств, сколько невозможно высказать словами. И чёрным мыслям не было места, когда Ася вслушивалась в мелодии, поражаясь, какое чудо способны сотворить талант и безукоризненный вкус.
— О! Послушай! — подняла она палец. Через некоторое время заговорила: — У нас дома была большая пластинка, их называли «гигант». Мама часто её ставила и очень берегла. И там была эта мелодия.
— «Бабье лето» называлась?
— У тебя тоже такая была?
— Нет, видел как-то на распродаже. А на чем её проигрывать? Это уже прошлое. Теперь другие носители.
— Вот послушай сейчас… — они снова несколько минут молчали и слушали. Потом Ася сказала: — Вот как он сумел через звук передать флёр осенней тишины? И ведь ни с каким временем года не спутаешь, правда? Как сумел найти этот хрустальный, хрупкий, удивительный осенний звук и держать его столько времени? Сколько раз слушаю, столько раз восхищаюсь!
— Наверное, Мориа тоже встречался с танцующими коттинглийскими феями?* - улыбнулся Дакота. — И они подарили ему эти звуки!
— Не иначе!- согласилась Ася. — С какими-нибудь своими французскими феями или эльфами знакомство водил, но без духов, точно, не обошлось.
— Но знаешь, в этой мелодии такая грусть о несбывшемся, о неосуществимом… Под эту музыку хорошо поплакать.
— Да?.. — озадаченно посмотрела на него Ася. — Может быть… Но я не ставлю музыку специально для поплакать.
— Я тоже.
— Пойдём домой.
Глаза у него сделались серьёзными и тревожными.
— Я что-то не то сказал? У тебя испортилось настроение?
— Ой, нет же… — Ася даже тронула его руку, лежащую на столе. — Вот сейчас и впрямь глупость сказал, — улыбнулась, убрала руку. — Я удивляюсь, что не знала раньше об этом чудесном ресторанчике. И очень тебе благодарна за него.
— И всё же… — начал он, но остановился, потом сказал: — Ну, пойдём. Мы здорово посидели. Такой вечер замечательный получился.
Женя подал знак официанту. Когда тот подошёл, он попросил:
— Вызови такси, пожалуйста. И принеси счёт.
Через несколько минут в зале появился один из крепких парней, чье рабочее место было у входа в ресторан — то ли вышибала, то ли секьюрити. И сообщил, что такси ждёт.
Они доехали до Асиного дома, Дакота открыл дверцу с её стороны.
— Я провожу тебя.
Поднялись по лестнице, остановились на площадке. Женя посмотрел на номер, закреплённый на двери, облицованной дубовыми панелями.
— Теперь я знаю номер твоей квартиры.
— Для этого поднимался?
— Нет. Я хотел сказать, что уеду на несколько дней. И ещё попросить хотел. Разреши мне встречать тебя с работы.
— А разве ты не встречаешь? — насмешливо удивилась Ася.
— Встречаю. Но каждый раз боюсь, что ты прогонишь.
Ася помолчала и сказала:
— Если скажу «нет», ты больше не придёшь?
— Не говори. Пожалуйста. Мне очень важно видеть тебя. Я думаю о тебе. Тороплю вечер… Я не могу не приходить.
— Приходи. Только… — Ася поняла на него глаза. — Это ничего не… Это значит гораздо меньше, чем ты думаешь.
— Хорошо. Я буду иметь ввиду.