— Что вы хотите этим сказать, господин Ольстин?
— Мне сейчас трудно однозначно ответить на ваш вопрос… Когда Рут первые пришла в сознание… у нее был совершенно чужой взгляд… Но это… — Ральф заторопился найти опровержение своим словам, как будто испугался того, что сказал: — В том ее состоянии… Вы просто не можете представить, в каком она была состоянии. Бесконечный шок, беспрерывная боль, страх, непонимание, что с ней вообще происходит!..
— Вы абсолютно правы. Как можно судить по первым дням? Даже если бы Рут и в самом деле вас не узнала, я в этом ничего необычного не вижу. Когда тяжелобольной человек открывает глаза, это вовсе не значит, что к нему возвращается сознание. Вы же это понимаете.
— Конечно, понимаю…
— Огорчительно, что именно сейчас, когда самое плохое миновало и можно думать о будущем, строить планы, вы — наоборот, полны тревог и страхов. Я очень хочу помочь вам и этой несчастной девушке, искренне хочу. Поделитесь со мной своими мыслями, сомнениями. Надеюсь, что вдвоем мы сможем во всем разобраться.
— Да, я тоже надеюсь. Видите ли… что-то переменилось, что-то случилось с Рут с того дня, как мы приехали в этот дом… Она бывала здесь раньше, даже жила некоторое время. То есть, ей все тут знакомо. Должно быть знакомо. Но меня не покидает ощущение, что Рут не знает дома. Более того, она не помнит самых обыденных вещей, их применения.
— Пожалуй, вы сейчас сказали ключевое слово — не помнит. Я, конечно, побеседую с госпожой Ротраут, но уже сейчас я многое могу вам объяснить, исходя из мировой медицинской практики и собственного опыта. Несчастье, постигшее Рут, ужасное, чудовищное, но, увы, не уникальное. Случай ее не первый и наверняка не последний. Для исследований имеется в достатке и документов, и пострадавших, потому сделаны основательные выводы, какие поражения наносят человеку подобные катастрофы. Сейчас я менее всего говорю о поражениях физического плана. То, что вас тревожит, это последствия жестокого удара по психике и рассудку.
— Рассудок? Нет! У Рут ясный ум, тут никаких сомнений быть не может!
— Благодарение Богу! И все же, в какой-то степени мозг поcтрадал — причина тому болевой шок или отравление горящими синтетическими материалами, но, по всей видимости, в памяти девушки возникли блоки. Подчеркиваю — это не уникальное явление. Я скажу вам больше — никто не знает почему, но в последние годы люди, пережившие катастрофу, теряют память гораздо чаще, чем раньше. Из нее выпадает многое: люди, вещи, собственное прошлое. Это становится едва ли ни трагической закономерностью! Память стала уязвимее, что ли? Причем случается это при потрясениях гораздо меньшего масштаба, чем-то, с которым мы с вами имеем дело. Вас беспокоит, что Рут забыла иностранный язык, плохо понимает даже родной. А меня это не удивляет. Словарный запас — это тоже память. Вы должны помнить, господин Ольстин, эта девушка выжила чудом. С таким процентом ожога кожи, тяжелым ожогом дыхательных путей люди умирают. Может быть, ваша любовь вернула ее с того света. Она будто снова родилась, она не будет совсем такой, как прежде… Скорее всего, она будет совсем не той Рут, которую вы знали. Подумайте, что у нее останется от прежней? Внешность? Нет. Голос? Тоже нет. Походка? Характер? Вы отдаете себе отчет, насколько может измениться психика у человека, побывавшего одной ногой в могиле? Может быть, надеетесь, что ваши отношения останутся прежними? Так нет же! Совместно пережитое несчастье меняет и отношения между людьми! В какую сторону — другой разговор, но они будут другими. Вы, господин Ольстин, готовы к тому, что прежняя Рут никогда к вам не вернется? Вы готовы к тому, что вкладываете столько сил и средств в человека, которого вы, может быть, очень мало знаете?
Ральф молчал, а я… если бы Марта взглянула сейчас на меня, она бы подняла панику, увидев белое как мел, помертвевшее лицо.
— «Ральф… не молчи… не молчи!» — в отчаянии молила я.