В дверь позвонили. Татьяна Ивановна пошла открывать, и через минуту Кира услышала:
— Это к тебе.
Она вышла в прихожую и искренне обрадовалась:
— Вартан! Вот уж кого не чаяла видеть! Ну, проходи! Это моя мама — Татьяна Ивановна. А это — Вартан, он из Грузии, но теперь живёт в Сибири, правильно?
— Да, правильно. Здравствуйте, уважаемая Татьяна Ивановна. Никогда бы не подумал, что такая молодая женщина может иметь такую взрослую дочь!
Кира засмеялась:
— Вартан, ты в своем амплуа. Лучше скажи, откуда ты взялся?
— Мой друг, — помнишь, я говорил? Он меня разыскал, я к нему приезжал, завтра улетаю. Я хотел поговорить с тобой немножко, как ты живёшь. Мама позволит тебе погулять со мной?
— Разумеется, идите. Но, может быть, вы голодны? Или чаю хотите?
— Благодарю вас, Татьяна Ивановна. В другой раз я обязательно воспользуюсь вашим гостеприимством. Не обижайтесь, да?
Они вышли из подъезда, медленно пошли в сторону парка.
— Когда ты приехал? — спросила Кира.
— Пять дней назад. Очень увидеть тебя хотел, не пускал себя, говорил: «Кто ты такой, Кира и не помнит тебя — два часа знакомы. Уже, наверно, замуж вышла». Завтра улетаю, и сегодня не выдержал — хочу знать про тебя, как ты живёшь?
— А мне и рассказывать про себя нечего, всё по-прежнему. Ты-то как? Уладилось у тебя?
— Да, работу хорошую нашёл, сестры работают, дети в школу пошли.
— Свадьбу давно играл? — Кира кивнула на безымянный палец с обручальным кольцом.
— Уже скоро сын будет.
— Так уж и сын! А дочь если?
— Девочка тоже хорошо, но хочу, чтобы сын. Ты замуж не вышла, я правильно догадался? Собираешься?
— Нет пока.
— Почему никого не любишь?
— Ну, уж не знаю! — озадачил Киру вопрос. — Спроси что-нибудь полегче.
— Спрошу. Тот человек, который пел… там всё кончилось?
Кира усмехнулась:
— Это лёгкий вопрос?
— Расскажи о нём.
— Нет, не хочу. Там в двух словах не скажешь.
— Скажи не в двух.
Кира в замешательстве молчала.
— В прошлый раз ты тоже сказала — не хочу о нём говорить, и я больше не спросил. Сегодня не говори так. Я часто о тебе думал. В тот вечер ты несчастливая была. Нельзя, чтобы такая девушка была несчастливая. Расскажи о нём. Я хочу уехать и знать про тебя.
— Ну… хорошо.
И Кира неожиданно для себя всё-всё рассказала Вартану. Как легко бывает раскрыть душу человеку, с кем случайно пересеклись жизненные пути и через мгновение разойдутся снова, чтобы никогда не сблизиться в этом мире. И знаешь, что едва ли когда-нибудь снова посмотришь в глаза этому человеку, едва ли придётся стыдиться этого прорыва откровенности.
— Вот такие дела у меня, Вартан, — грустно закончила Кира. — Что скажешь?
— Трудно сказать, — помолчав, проговорил он. — Только про то, что претворяется всё время, ты не права. Человек разный бывает, почему не веришь? Море смотрела, да? Каждый день смотри, каждый день разное. А разве море сложнее человека устроено? Думаешь теперь — оправдываю его. Так не думай. По нашим законам такую вину он бы кровью смывал. Но у вас другое. И если просто по-человечески судить… Не может человек один раз собой быть, а потом всё время претворяться. Увидеть его хочу. Посмотреть на него.
— Так в чём дело? Пойди к «Сильверу».
— Я тебя хочу пригласить.
Киру озадачило предложение. Идти к Глебову? Она нерешительно посмотрела на Вартана. И вдруг рассмеялась:
— Идём! Это ты здорово придумал! И будем смотреть на него, сколько нам захочется.
Глебов увидел её сразу — едва войдя в зал, Кира встретила его взгляд, кивнула.
Они прошли к свободному столику, сделали заказ. Закончив песню, Виталий подошёл к ним, поздоровался. Доброжелательно улыбаясь, взял Кирину руку, поднёс к губам. Он сделал это впервые, но так естественно, будто всю жизнь только этим и занимался. Киру же прикосновение его тёплых губ обожгло, она едва не отдёрнула руку. Сдержалась, приметив в глубине глаз усмешку.
— Мне знакомо лицо твоего друга, Кира, но не припомню, откуда.
— Я был здесь в прошлом октябре.
— А, октябрь! Ну конечно! — моментально вспомнил Глебов. — И как тебе наш город?
— У меня о нём хорошие воспоминания, — Вартан посмотрел на Киру, улыбнулся. — Откуда знаешь, что я приезжий?
— Догадался. Грузия, да?
— Да, я грузин. Вартан меня зовут.
— А я — Глебов Виталий. Хочу спеть для тебя. А для Киры, — он посмотрел ей в глаза, и снова в их глубине заиграла усмешка. — Для тебя — вечер романса.
Виталий коротко переговорил со своими музыкантами.
— Вах! Он по-грузински поёт! — изумлённо воскликнул Вартан, вслушиваясь в слова незнакомой Кире, гортанной речи. — Откуда знает?!
Когда закончилась песня, Вартан встал, стоя зааплодировал.
— Он уже обаял тебя? — насмешливо улыбнулась Кира.
— Приятно, правда, очень приятно!
Глебов между тем исчез. Потом неожиданно снова раздались аплодисменты и крики каких-то девиц. Кира обернулась. Да, их можно было понять, — Глебов был чёртовски эффектен. Теперь на нём была очень свободная белая рубашка, а ля принц, бедра плотно охватывали серые брюки, заправленные в короткие сапожки, на плечи накинут белый китель. Музыканты расположились где-то сзади, на эстраде он остался один. Тихонько перебирая струны, присел на край стула, склонился над гитарой. Медленно стал гаснуть верхний свет. Девушки внесли подсвечники, два поставили на пол перед Виталием, другие — на столы. Потом зажгли свечи у Глебова и одну передали в зал. Огонёк этот плыл от стола к столу, пока не вернулся назад — и будто ниточка некой объединяющей энергии протянулась от Виталия к людям в зале. Снова раздались восторженные крики и аплодисменты.
— Красиво. Это он делает для тебя?
— Он работает, — немного сердито сказала Кира.
— Пока ты не появилась, он тоже работал, — улыбнулся Вартан.
Согласившись с его приглашением, Кира имела тайную мысль. Она надеялась, что, увидев её с другим, Глебов допустит что-то такое, что лишит его безусловного превосходства: какую-то, пусть малюсенькую, крохотную оплошность — в поведении ли, во взгляде, в интонации… Глебов же, внешне, по крайней мере, воспринял существование рядом с Кирой другого мужчины, как совершенно естественное явление. При этом всё сделал так, что она не могла ни вспомнить волшебного очарования того вечера, когда Глебов пришёл к ним впервые. И всех Кириных сил уже было недостаточно, чтобы противиться магическому воздействию. Она чувствовала, как ласковыми тенётами оплетает её низкий голос, стон гитары, лицо в трепетном свете живого огня. Завораживали слова, которые говорил он ей, только ей и никого не было рядом с ними…
Вы знаете, да, вы знаете,
Души болевые клеточки.
О, как вы умело раните!
О, как исступлённо помните!..*
Кира вздрогнула от прикосновения руки, как будто проснулась. Смущённо взглянула на Вартана, пробормотала:
— Он колдун, честное слово…
Вартан помог ей выйти из-под власти неведомых чар, теперь она чувствовала себя почти спокойно. Только кровь стучала в висках, и колотилось сердце.
В тот вечер она поверила оброненной Глебовым фразе о том, что есть множество способов привести к себе женщину. Он показал, что одним лишь голосом мог бы сделать это. Кира не знала, делал ли он это преднамеренно, чтобы наказать за вызывающий визит… но призывный блеск глаз из-под полуопущенных век, тёплый низкий шёпот будил в ней нечто, с чем трудно было совладать. Кира видела, как его слушали, как смотрели на него. Боже, как он пел! Снова появилась в нём некая ироничность. И снова — не работал, забавлялся, в том числе и властью. Он заставлял голос сделаться мягким, проникновенным до слёз, а через минуту срывал его на крике в фальцет. Низкая бархатистость сменялась хрипотой, а хрипатость столь ласковым шёпотом, что озноб мурашек пробегал по коже. Глебов не боялся пропеть с надрывом, на грани вычурности, но следующая его песня была как лёгкое, бережное дыхание, пронизанное светлой нежностью…
Вартан всю дорогу до Кириного дома не возвращался к разговору о Глебове. Уже перед дверью он попросил:
— Напиши, если в твоей жизни что-то изменится.
— Хорошо, только едва ли это случится скоро.
Вартан вырвал из блокнота листок с адресом, протягивая его, сказал:
— У тебя всё будет хорошо, я знаю. Как только ты перестанешь бояться себя.
— Бояться себя? — удивлённо переспросила Кира. — О чём ты?
— До свидания, Кира.
— Нет, подожди! Что за загадку ты мне загадал?! Объясни!
Вартан отрицательно покачал головой.
— Будь счастлива.
На следующий день Глебов позвонил ей на работу.
— Беспокоюсь, не увёз ли тебе генацвали.
— Не увёз, можешь не беспокоиться, — Кира и сама почувствовала, что взяла слишком резкий тон.
— Я обещал Татьяне Ивановне прийти завтра, но должен уехать на несколько дней. Извинись за меня.
— Чего сам не позвонишь?
— Не догадался, — Кира почувствовала улыбку за его словами, подумала: «Он со всеми такой не обидчивый?» и услышала:
— Почему сердишься, Кира? Разве не понятно — хотел перед отъездом хоть твой голос услышать. Скажи мне что-нибудь хорошее, — я долго тебя не увижу.
— Вернёшься — заходи.
— Ну, спасибо! — расхохотался Глебов. — Мне этого надолго хватит!
Только что кончился короткий дождь, и асфальт дымился под жаркими лучами.
С листьев срывались крупные капли, мокрая трава свеже зеленела, искрилась под солнцем, как будто щедро рассыпали пригоршни крохотных изумрудов. Кира медленно шла по аллее. Отчего сегодня такое гадкое настроение? Вроде ничего плохого не случилось, всё было, как всегда. Разве что Марина за чаем снова завела разговор о сыне. Теперь в голосе её и словах Кира слышала затаённый упрёк: как она могла не оценить такого, как Юрик? Да что она о себе воображает? Впрочем, по молодости да глупости чего не бывает — не поздно одуматься.
Но ведь на Марину она давно перестала обращать внимание. В другие дни они со Светкой даже усматривали в этом юмористическую сторону. Неужели сегодня всё же зацепило за живое?
Кира насторожилась. Слух уловил торопливые мужские шаги сзади — кто-то догонял, и сердце её оборвалось. Помедлив, она обернулась и облегчённо перевела дыхание — не Глебов! Его нет уже целых шесть дней. И слава Богу, что нет.
Но Серёжку Кира тоже не хотела сейчас видеть. С некоторых пор встречи с ним стали тягостными. Они тяготили молчаливыми паузами, немым вопросом и укором. Серёжка ни разу не спросил её о Глебове, но Кира понимала, что он не может не знать о визитах того.
— Хотел встретить тебя у института. Ты что, раньше ушла? Домой торопишься? — заговорил он возбуждённо.
— Почему тороплюсь? Вовремя ушла.
Кире показались странными его глаза, она присмотрелась внимательнее. «Да он же выпил!» — поняла Кира, и где-то под ложечкой нехорошо заныло.
— А ты откуда?
— Из дому. Выходной у меня сегодня.
— И что, дома пил? Один?
Сергей сбоку коротко глянул на неё.
— Ох, сердитая какая! Да! — сказал он с вызовом. — Вот сидел на балконе, на людей смотрел, на твой дом. Потом пошёл и выпил.
— С чего так вдруг?
— А тебе есть до этого дело? — с неожиданной злостью бросил Сергей.
— Что с тобой? С какой стати ты пришёл говорить мне гадости?
Сергей прошёл несколько шагов молча, потом виновато сказал:
— Прости, Кир. Не знаю, чего завёлся. Кирюш, не ходи домой.
— Почему это?
— Ну пошли, погуляем, посидим где-нибудь. Куда хочешь пойдём. Побудь со мной, Кира!
От жалкого, молящего голоса ей стало не по себе, пронзительная жалость затопила сердце. Но Кира захотела скрыть её и оттого жёстко сказала:
— Никуда я с тобой таким не пойду. Ты себя не контролируешь.
— А ты? — злость снова прорвалась в его голосе. — Ты себя контролируешь? Ты понимаешь, что ты делаешь?
— Ты что, Серёж? — растерялась Кира. — Да что с тобой?
— Ничего! — Сергей круто развернулся и пошёл прочь. Через несколько шагов обернулся и почти крикнул: — Ну, чего стоишь? Иди, беги домой скорее!
Кире стало так плохо, что захотелось заплакать.
Вставляя ключ в замочную скважину, Кира услышала за дверью смех. Глебов! — полыхнула догадка. Вот отчего Серёжка взбеленился! Увидел с балкона, как Глебов подъехал. Как она не заметила его машину? Кира про себя усмехнулась — дурачок, Серёжка. Ведь скажи он отчего завёлся, она, может быть, и в самом деле не пошла бы домой.
Мама и гость по-домашнему расположились на кухне. Кира прошла к ним, сказала несколько дежурных фраз и ушла к себе. Если бы можно было не выходить к нему, она бы так и сделала. Весёлый голос Виталия резал слух. «Этому всё нипочём, — раздражённо подумала Кира. — Всё, как с гуся вода». Ни с того, ни с сего на глаза навернулись слёзы, и Кире стало жаль себя. Но она решительно прогнала предательскую влагу и сердито шмыгнула носом — не хватало ещё выходить к нему с красными глазами.
Кира едва дождалась слов:
— Засиделся я у вас. — Она посмотрела в тёмное окно. — У вас в квартире наверняка аномальная зона — у вас время по-другому идёт.
Провожать Глебова до двери стало Кириной обязанностью. И сейчас она со скрытым облегчением последовала за ним в прихожую. Неожиданно его ладонь крепко обхватила её запястье, и Кира опомниться не успела, как оказалась за дверью, на лестничной площадке. Глебов взял её за плечи, развернул к себе.
— Ну, что случилось?
— Ничего не случилось, — машинально выговорила Кира.
— Почему ты снова, как ёжик? Стоит исчезнуть на несколько дней, и ты заставляешь меня всё начинать сначала.
— Что начинать? — пролепетала Кира.
— «Приручать» тебя, — припомнил Глебов Кире её словечко.
Кира задохнулась от возмущения, но он не дал ей вымолвить ни слова.
— Там, откуда я пришёл, было столько грязи… Мне казалось, что она снова налипнет на меня, и я спасался мыслями о тебе. Я приехал к вам, не заезжая домой. Что случилось, Кира? Чем я снова провинился?
Ей казалось, что она падает в бесконечно глубокую яму, внутри всё замерло, захолонуло. Так же страшно падаешь во сне… Она всегда боялась именно этого разговора и постоянно была настороже, защищаясь холодностью, насмешкой, но не теперь — сейчас он застал её врасплох. Кровь толчками ударяла в уши.
— Что случилось? — сегодня Глебов был настойчивым.
Она попыталась выйти из-под его власти, но не удавалось обрести себя, свою волю.
— Ничего… День такой…
— Тебя кто-то обидел?
— Нет.
Кира теряла опору, голова шла кругом. Глебов шагнул к ней, подошёл близко, положил ладони на серую шершавую стену.
— Кира…
Она смотрела на него широко открытыми, испуганными глазами.
— Я люблю тебя.
— Нет… Не надо… пожалуйста…
Он берёжно взял в ладони её безвольные пальцы.
— Я устал прятать это от тебя, любимая моя недотрога… Я устал уходить. Я хочу, чтобы ты была со мной всегда, каждый день. Будь моей женой, Кира.
Она глянула на него растерянно, потом быстро опустила голову, взгляд метнулся в сторону.
— Отпусти меня, — почти прошептала Кира.
Виталий медленно опустил руки, отступил.
— Я встречу тебя завтра?
Едва ли слыша его, Кира быстро повернулась, скрылась за дверью.
Она проскользнула прямо в ванную, сбросила одежду, встала под душ. Вода хлёстко ударила холодом, сердце обмерло, но она заставила себя стоять под тугими, упруго толкающимися струями, приходя понемногу в себя.
Что же это? Как разобраться в себе самой? Неужели Вартан был прав, когда говорил, что она будет счастлива, как только перестанет бояться себя? Бояться любви? К Глебову? Причём здесь любовь? Она ненавидела и боялась его до дрожи! А теперь? Ненавидит? Нет… Боится? Да. Но его или… себя? Кира крепко зажмурила глаза, замотала головой. Нет, не может она его любить! Этого не может быть! Это невозможно! Когда он говорил, что никуда она не денется от него, он был уверен, что придёт вот этот момент?! В Кире всё взбунтовалось — не будет по его! Не хочет она его самоуверенной власти над собой! Тогда почему не сказала — нет? Между ними всегда будет стоять тот Глебов, из прошлого августа. И пускай ни разу больше не прорвалась личина того негодяя, но он всё равно есть в Глебове. Если он мог быть негодяем. Просто дожидается момента её легковерия, и момент этот станет триумфом того, скрытого Глебова…
Она не смогла утаить от мамы своего состояния.
— Что случилось? — спросила та, едва взглянув на дочь.
— Глебов сделал мне предложение.
— Ох, — Татьяна Ивановна опустилась в кресло.
— Мамуленька, ты только не волнуйся, — Кира метнулась к ней испуганно, встала на колени. — Ну, пожалуйста! Да тут и волноваться не из-за чего!
— Ну-ну, сама успокойся. — Мама улыбнулась. — Я готова была к этому, а всё равно — неожиданно. Что ты ответила?
— Ничего, — Кира села в кресло напротив Татьяны Ивановны.
— Но он ведь спросит опять.
— Отвечу — нет.
Татьяна Ивановна внимательно посмотрела на неё.
— Почему?
Кира дёрнула плечом, не ответила. Как она могла объяснить маме свой отказ Глебову? Мама знает его совсем другим, а правду как скажешь?
— Это не Серёжа, он так просто не отступится.
Кира поджала губы. Татьяна Ивановна вдруг улыбнулась и сказала:
— Кирюш, ты же его любишь.
— Что ты говоришь! — возмутилась Кира, резко встала. — С чего ты взяла? Да нет, мама!
— А ты у меня спроси, — тихо проговорила Татьяна Ивановна, взяла Киру за руку, снова заставила сесть. — Только ты почему-то боишься в это поверить.
Кира взглянула коротко, медленно отвела глаза.
— Тебя что-то беспокоит, но я не пойму что. Не хочешь мне помочь?
Кира молчала, собираясь с мыслями, отыскивая слова.
— Не надо, не отвечай. Наверно, я знаю, что ты хочешь сказать. В клинике мне о нём рассказывали не выбирая слов. А когда тебя увидели, так прямо заявили: «Татьяна, береги дочь». Что-то вроде этого ты собиралась сказать? По правде сказать, я тогда испугалась. Поэтому велела тебе пригласить его к нам, захотела его увидеть, присмотреться.
— И что ты увидела?
— Тебе ещё предстоит узнать, что такое — материнское сердце. Оно очень чуткое. Необъективное, с предубеждениями. Но Глебов ни разу не сфальшивил, ни словом. Видишь, я о Виталии достаточно знаю, поэтому давай говорить в открытую. Что тебя смущает?
— Не знаю… Его образ жизни…
— Что предосудительного он делает?
— Его связи, возможности, деньги…
— Да, он из другого круга и живёт иначе, не растягивает деньги от получки до получки. Так это, по-твоему, плохо?
— Я боюсь.
— Чего?
— Мне кажется, он читает мои мысли, знает, как я поступлю в следующую минуту… Он выполнит любой мой каприз, но превосходство не у меня… Он имеет надо мной власть, а я — нет.
— Имеешь, и ещё какую! Когда мужчина так любит…
— Ты что, думаешь, он правда… любит?
— Я не слепая.
— А если он играет? Ты знаешь, он актёр — хоть сейчас на сцену.
— Кирюш, да у него голос меняется, когда о тебе говорит. А его терпение! Как ты себя ведёшь с Виталием! Даже у меня иной раз чешутся руки тебя отшлёпать. Я поражаюсь его бесконечному терпению, просто всепрощенец какой-то.
Глядя в пространство перед собой, Кира отрицательно покачала головой, задумчиво проговорила:
Нет, мама, если бы я его любила, я бы, наверно, сейчас что-то другое чувствовала… А мне плохо… Я не хочу…
— Эй, народ, кто с компьютером работал?
— Я, — голос Светланы вернул Киру к действительности.
— А куда ты сохранила то, что здесь было? Файл пустой.
— Ой! — испуганно вскинулась Кира. — Свет… а я не сохранила…
— Ну, ты даёшь! Как это ты умудрилась?
— Я не знаю… Машинально… Прости, я сама эти расчёты сделаю, — торопливо и виновато проговорила Кира.
— Ага, заплачь, — посоветовала Светка, подходя к ней. — Успокойся, у меня копия на диске. Случилось что-то?
Кира молча кивнула.
— Та-а-ак, пошли-ка, перекурим это дело.
На их этаже, как и на каждом, имелась комната для курения. Но как-то так повелось, что их курящие предпочитали ходить на перекур в гости на соседний этаж. Закуток долго пустовал, пока его не переименовали в Комнату психологической разгрузки. Поставили пару кресел, диван, столик с кофейником, повесили на стену пару эстампов.
— Ну, что случилось? Глебов опять что-то вытворил?
Кира подошла к окну, устроилась на подоконнике.
— Он мне предложение сделал.
Светка присвистнула:
— Не слабо! Что, на полном серьёзе?
— На полном, — вздохнула Кира.
— Ты отказала?
Кира отрицательно покачала головой.
— Я растерялась. Он очень неожиданно это сделал. Но у меня будет возможность исправиться, — усмехнулась Кира, — я чувствую.
— Вот привязался, зараза! — пробормотала Светка. — Ты бы хоть познакомила с ним, что ли?
— На свадьбе познакомишься, — хмыкнула Кира.
— Татьяна Ивановна новость знает?
Кира кивнула.
— И более того — она считает, что у меня нет причин отказывать ему.
— Ну, естественно, она же ничего о нём не знает.
— Вот тут я тоже здорово ошибалась. Оказывается, в клинике её отлично насчёт Глебова просветили. Представляю, чего ей наговорили!
— И при этом она за него? — озадаченно проговорила Светка. — Да-а-а. Ну, и что ты делать будешь?
— Не знаю. Устала я от всего этого, не хочу ни о чём думать. Не хо-чу.
Минут за десять до конца рабочего дня Светлана подошла к Кире.
— Он приехал.
Кира с досадой прикусила губу — она совсем забыла, что Глебов собирался встретить её.
— Хочешь, через другой выход пройдём?
— Ещё чего! Знаешь, ты не жди меня, я попозже выйду.
— Надеешься пересидеть его?
Кира нервно улыбнулась.
— Ох, что за мысли у тебя? У тебя голова как-то по-другому устроена.
Кира подождала, пока схлынет основной поток — не хотела, чтобы на них пялились со всех сторон. Потом вышла, приветливо махнула рукой, спорхнула по ступенькам.
— Привет! Извини, что задержалась.
Не зная, как держать себя, Кира решила сделать вид, что ничего особенного не произошло.
Когда Виталий притормозил и стал заруливать на стоянку, Кира удивлённо повела глазами — как она не заметила, что Глебов везёт её не домой, а в тот ресторанчик, где они впервые ужинали вдвоём?
Тот же юноша с улыбкой пошёл им навстречу, проводил к столику, принял заказ и исчез, одарив Киру белозубой улыбкой. Глубоко внутри Кира ощущала противную дрожь, но с лицом, она знала, у неё всё в порядке.
Виталий вдруг накрыл её руку своей.
— Успокойся.
Она подняла удивлённые глаза.
— Я же вижу, ты вся на нервах. Я поспешил, правда, Кира? — Он улыбнулся одними губами. — Прости. Ты можешь забыть о вчерашнем, я больше не спрошу.
Кира молчала, спрятав глаза за ресницами. Потом сказала:
— А ты спроси.
Виталий внимательно посмотрел на неё, тронул двумя пальцами за подбородок, заставил поднять глаза.
— Тебе есть, что сказать мне?
— Да.
— Что — да?
— Я хочу стать твоей женой.
Рука его вздрогнула.
— Ты сказала это?.. Повтори.
— Я хочу стать твоей женой.
Ещё долгие секунды он напряжённо всматривался в её лицо, будто ему необходимо было какое-то подтверждение словам. Потом неожиданно длинно вздохнул, и в следующее мгновение лицо его просияло счастливой улыбкой.
— Спасибо, родная моя!
Подошёл официант с подносом.
— Иван! — с той же идиотски-счастливой улыбкой повернулся к нему Глебов. — Я женюсь!
— Ого! Вот это новость!
— Иван, я приглашаю тебя к нам на свадьбу самым первым!
— Спасибо, я обязательно приду. Рад за тебя. Правда, от всей души.
Если бы Кира не знала наверняка, что Виталий и капли вина в рот не брал, она подумала бы, что он пьян — глаза у него были совершенно пьяные.
— Я столько хочу сказать тебе — всё-всё, что так долго не мог сказать. Я люблю тебя, Кира! Господи, как я тебя люблю! Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Ты была мне необходима — мой единственный, самый желанный человечек и самый недоступный — моя маленькая недотрога, неприкасаемая. Нас как будто стена разделяла, и сколько раз я разбивался о неё вдребезги, а ты не становилась ближе. Я сам себе не верю, что ты со мной, и можно говорить, как я тебя люблю.
Вечер был волшебный, сказочный, сумасшедший… Хмельные от счастья глаза… Огромный букет крупных белоснежных роз, которые вдруг принёс Иван, и тонкий чудный аромат наполнил всё вокруг. Какие-то незнакомые люди вдруг появлялись и поздравляли их, и с восхищением смотрели на Киру. Она не понимала их восхищения, потому что не видела своих лучистых прекрасных глаз, румянца счастливого волнения, который удивительно красил её. Кира ещё не могла знать, какой стала сейчас, вот только что, когда, повинуясь сердцу, решилась сбросить оковы мучительных сомнений и страхов. Они спали с неё лягушачьей кожей, и оказалось, что там совсем другая Кира, о существовании которой Виталий только догадывался и надеялся увидеть. У этой, другой Киры глаза были полны любви и вместо прежней защитительной насмешки — нежная, тихая улыбка; и руки любимой, как две кроткие, доверчивые птицы лежали в его ладонях…
В старом, зачарованном — вне времени и пространства парке, они были только двое. Парк укрыл их ото всех густой тополиной метелью. Виталий не хотел ни на мгновение отпускать Киру и нёс её на руках. Она казалась ему такой же невесомой, как эти пушинки-снежинки, его сводили с ума руки, лежащие на плечах, её близость, тепло, нежность… А Кира смеялась и тёрлась носом о плечо Виталия оттого, что лицо её щекотал тополиный пух. Он медленно и невесомо кружил повсюду, хлопья пуха, словно хлопья снега, скользили по тёмным волосам, совсем как в далёкую декабрьскую новогоднюю ночь…
Виталий нёс её сквозь эту сумасшедшую метель, и были слова его, те, что он так долго сдерживал, а теперь поток нежности, любви, восторга затопил Киру, и кружилась голова от его слов, и Кира, как во сне думала: «Так бывает?.. Неужели так бывает?..»
И были руки его — большие, нежные, тёплые. Бесконечно бережные и ласковые. И губы его — неутолимая жажда губ. Кира не знала, что поцелуи могут быть такими, когда кажется, что вот теперь и умереть можно, вот именно в это чудное, несказанно сладостное мгновение…
И — тысячи: «Я люблю тебя!»
И тополиная метель кружила их по парку, а время то ли стремительно летело, то ли совсем остановилось. Но из зарослей вдруг подала голос птица. Сначала — короткий и неуверенный звук, он вдруг окреп, налился прозрачным звоном и чистотой.
— Это что, ночь прошла? — удивлённо проговорила Кира, будто проснулась. И вдруг испуганно вскинулась, прижала руки к губам. — О, Господи, что я наделала! Я забыла о маме! Скорее, Виталий!
Он обнял её за плечи, прижал к себе.
— Не волнуйся, я позвонил.
— Ты, правда, догадался позвонить?! — удивлённо и недоверчиво посмотрела на него Кира.
— Конечно. Теперь о твоих заботах мы будем думать вместе.
Кира покачала головой, сказала:
— Я совсем не знаю тебя.
— У тебя будет время это исправить.