…В тот день Арвида заинтересовала одна из дач в пригороде. Здешний район пригорода считался самым удобным, чистым и живописном, а следовательно — одним из престижных. Дачи там были добротные, стоили дорого, а получить участок под строительство было практически невозможно. То есть землю, разумеется, давали, но не простым смертным.
Дача эта всплыла два дня назад, когда Арвиду понадобился очередной, не оговоренный заранее визит. Слова о ней прозвучали в таком контексте: «Мы на даче у Баранова встретились».
Выяснилось, что Баранов, хозяин дачи, живет один, возраста еще не пенсионного.
— Да нет, он нигде не работает, говорят, инвалид. Может оно и так, кто спорит, но внешне с ним все в полном порядке. На что живет, на что живет… Откуда я знаю? Кто сейчас об этом спрашивает? Но пенсии, даже приличной, пожалуй, маловато — дачка хороша, да и обставлена не убого. К тому же вкус жизни знает — вино не какое попало пьет, закусывает не селедкой, и женщин предпочитает дорогих. Может, сбережения трудовые, может — в лотерею выиграл, не знаю. А вообще — спокойный, серьезный человек. Да, мы иногда собираемся у него. Ну, зачем? Отдохнуть, шашлычки пожарить, водочки попить. У него хорошо, спокойно. Иногда — дела какие-нибудь обсудить. То есть, как кто встречу назначает? Кто именно? Ну, не знаю… По разному. Иной раз он звонит, иногда встретишь кого-нибудь, скажут: «Тогда-то у Баранова встречаемся». По-разному.
Что именно связывало владельца дачи в престижном районе с коммерческими и преступными структурами? Кто он такой? Арвиду предстояло найти ответы на эти вопросы наряду со многими другими. Мог он быть Боссом? Вполне. Но те шесть годились на эту роль точно так же.
Вечерний свет еще не начал сгущаться в сумерки, когда Арвид выехал на точку наблюдения. Она была удобной: «Жигуль» был незаметен за кустами, а ему в просвете ветвей дом и участок открывались, как на ладони. Хозяин хлопотал по хозяйству: после жаркого дня поливал участок. Хлопоты сводились к необходимости отвернуть вентель. Вода по скрытым трубам устремилась к многочисленным разбрызгивателям, и над зеленью распустились широкие прозрачные фонтанчики. Участок был ухоженным, чистеньким. Большую часть его занимал ровный подстриженный газон. Через газон к дому бежала розовая, из керамической плитки дорожка. Такой же плиткой была выложена широкая дорожка с другой стороны, подъездная. Она упиралась в торец дома, вероятно, в ворота гаража, их Арвиду не было видно. Около дома было много цветов, а сзади почти вплотную подступал фруктовый сад. В тени деревьев стоял легкий плетеный столик и такие же кресла. Столик и кресла хозяин унес перед поливкой на открытую веранду.
Баранов был высоким моложавым мужчиной. За собой он, по всему видно, следил — об этом говорила аккуратная стрижка, например. Да и одет он был не как обычный дачник: заношенная майка с китайскими «Адидасами». На этом была светлая рубашка с короткими рукавами и легкие, отутюженные брюки. «Ни этот ли интеллигент отвозил Олега на встречу с Боссом? Или это сам Босс?»
Закончив с поливкой, Баранов отключил воду и прошел туда, где Арвид предположил наличие гаража. Вскоре из-за угла выбежали два палевых бульдога. Хозяин долго не появлялся, потом на подъездную, мощенную плиткой дорожку медленно выехала машина. Баранов вышел запереть гараж и Арвид увидел, что он успел переодеться.
Баранов ехал в город. Арвид «довел» его до платной стоянки, потом — чуть ли не до дверей квартиры на третьем этаже в одном из близлежащих жилых домов.
Стемнело уже, когда Арвид вернулся к даче. Со стороны сада он подошел к забору, негромко постучал по нему. Собаки бесшумно метнулись из темноты, и получили по порции снадобья из баллончика. Арвид легко перемахнул через забор. Он владел прекрасным набором отмычек, как и умением ими пользоваться, — замок щелкнул с таким послушанием, будто ему шепнули заветное «Сим-сим…».
Семейные альбомы, документы, переписка исчерпывающе рассказали о своем владельце, но не разрешили сомнений Арвида. У Баранова была семья, — Босс, в представлении Арвида, должен бы быть одиноким. Но семья эта состояла только из жены, которую Баранов к тому же схоронил пять лет назад. И детей у них не было. Так выходит, он вроде и бессемейный. Он? Арвид бесшумно обошел все комнаты, тщетно отыскивая какую-нибудь деталь, которая натолкнет его на окончательный ответ. Детали этой не было. Аккуратно прибранный дом, полный холодильник продуктов — для одного слишком много. Дождаться возвращения хозяина? Арвид не стал его ждать. Что-то с ним сегодня было не так, как будто натянулось что-то внутри и мелко беспокойно вибрирует. Что? Предчувствие близкого ответа? Что? Если это Босс, то сегодня Арвид не готов с ним встретиться, потому что без внутреннего спокойствия и уверенности он может проиграть.
Войдя в номер, Арвид сбросил рубашку на кресло — не терпелось встать под душ. По пути он мимоходом включил автосекретарь — он в первый же день поменял у себя в номере аппарат. Звонка никакого не ждал, но с тех пор, как однажды чуть не поплатился жизнью, не включив вовремя автоматическую запись, прослушивать ее стало у Арвида привычкой. Голос Олега заставил его резко обернуться.
— Арвид, мне только что позвонили из «Приюта». Ксеня потерялась. Они думают, что ее увезли на машине. Около шести. Я выезжаю навстречу. Не могу никак вызвать тебя.
Следующая запись.
— Ну где ты, Арвид? Я сейчас на сто тридцатом километре, направление Затонье. Дальше ехать боюсь, боюсь разъехаться с ними. Буду здесь ждать. Тут рядом будка телефонная.
И еще.
— Арвид, я видел Ксеню! Они только что проскочили мимо меня! Синие «Жигули», номер… Я еду за ними.
Дальше — шипение пустой ленты. Арвид бросился к куртке, выхватив из кармана трубку, нажал кнопку вызова. Он тщетно вызывал Олега снова и снова. Брат не отвечал. Происходило что-то страшное. Ксюша… Арвид глянул на часы — более шести часов она у них…
— Сволочь… — процедил он сквозь зубы. — Сволочь… раздавлю…
Он еще не знал, что намерен делать, когда задергивал «молнию» на куртке. Лицо его стало жестким, затвердело, профиль сделался хищным, движения резкими. И, когда он садился в машину, план действий был готов.
Олег назвал номер машины. Надо выяснить, чья это машина, кто ездит на ней. Значит, нужен человек, который это знает. Память быстро вытолкнула подходящее имя. Когда Арвид шел к нему впервые, он еще не знал, что в руках этого человека, фактически, сосредоточены ниточки от всех городских подростковых преступных и полу преступных группировок. Тот малый был любопытен от природы, и, благодаря этому качеству, знал даже больше, чем ему было положено. В прошлый раз он стал для Арвида кладезем информации. Сейчас он должен был ответить всего на один вопрос.
И он не ошибся, выбрав именно этого человека. Благодаря ему, Арвид быстро вышел на владельца автомобиля, получив не только кличку, но и имя, точный адрес и сообщение, что парень живет с родителями. Это осложняло будущий разговор, но изменить ничего не могло.
Арвид бесшумно вошел в квартиру. Постоял, чтобы глаза привыкли к темноте после ярко освещенной лестничной клетки. Слушал сонную тишину, ориентировался по звукам и запахам. Звук редких капель слева и специфический запах — кухня. Слабое журчание воды — туалет. Глаза быстро адоптировались к темноте — проступили очертания мебели, светлый прямоугольник дверного проема. Арвид тенью переместился к нему. Зал. Окно задернуто шторой, но балконная дверь открыта и впускает лунный свет. На диване — спящий человек. Арвид отсек шелест тополиных листьев за окном, все ночные шорохи и звуки кроме одного — дыхания спящего. Определил, что это молодой человек.
Когда Арвид тронул его за плечо, он открыл глаза, будто не спал.
— Т-с-с, — приложил Арвид палец к губам, — родители дома?
Парень кивнул.
— Не будем их будить. Вставай, Малыш, ты мне нужен. Прихвати одежду.
На площадке парень быстро, но без суеты натянул джинсы, майку с короткими рукавами, аккуратно заправил ее. Молча пошел впереди Арвида. Арвид привычно оценил его, как противника — вероятно, это был спортсмен. Во всяком случае, в походке, осанке, движениях виден был человек, физически подготовленный. Малышом его можно было назвать, разве что, в шутку.
Арвид остановил машину в укромном, безлюдном месте. Повернулся к своему пассажиру. Арвид ненавидел его до неприятной внутренней дрожи. Не лично этого человека, а как составную жестокой, бесчеловечной массы, посмевшей протянуть мерзкие щупальца к его любимой женщине и брату… Но он не мог позволить ненависти затемнить разум. Поэтому не мог не признать, что парень держится хорошо: он был немного бледен, но не проронил ни слова за все это время, ни о чем не спрашивал, не суетился.
— Молчишь? Значит, знаешь в чем дело. Ну?
— Да… Догадываюсь. Я знал, что ты придешь…
Арвид прищурился.
— То есть, не ты… Но что-то будет… Я не знаю, где женщина. Правду говорю. Мне велели уехать…
— Ее муж. С ним что?
— Он…— парень сглотнул. — Он погиб. Машину занесло…
Голос парня вдруг странно отдалился. Арвиду вдруг показалось, что это не он сидит в машине и задает вопросы. Он был где-то отдельно, и свой приглушенный голос тоже слышал сквозь неприятный звон, сквозь пустоту в голове.
— Ты видел в зеркало?
— Да. А потом, когда назад ехал. Я по той же дороге поехал… Там милиция уже была, скорая помощь… Он погиб… В общем, ему колесо прострелили…
— Где? — Арвид вдруг обнаружил, что ему трудно расцепить челюсти.
— Перед Беляевкой.
— Ты расскажешь мне подробно. Позже. Теперь о женщине.
— Перед тем, как меня отпустить, Босс говорил с Паком. Мне это не предназначалось, но кое-что я услышал… Я не понял, куда он сказал ее увезти… Слышал только: «Увезите…» И еще. Босс велел Паку утром приехать на какую-то дачу.
Больше Арвид ничего не смог добиться. Парня в организацию ввели недавно, присматривались еще к нему. Отводили пока лишь роль извозчика. Когда нужен был — звонили или посыльного присылали и сообщали, где и к какому часу ему надлежало быть. Похищение Ксении было самым серьезным, в чем он участвовал. То, как вела себя женщина, погоня за ними ее мужа и его нелепая смерть, все это произвело нехорошее впечатление на парня.
— Знаешь, — проговорил он. — Если убить меня хочешь — это твоя правота и твоя правда… Но у меня тоже, своя правда есть… Умирать я пока не хочу, и не позволю тебя легко это сделать, хотя… мне тебя, наверно, не одолеть, ты злой… Но все равно…
— В чем твоя правда? — поднял Арвид тяжелый, ненавидящий взгляд из-подлобья. — В праве отнять жизнь у моего брата?
Арвид не отводил взгляда, смотрел, как медленно стекает краска с лица парня. Тот сглотнул судорожно, но глаз не отвел, сдавленно проговорил:
— Нет…
— Помоги мне, — вдруг глухо проговорил Арвид. — Мне надо ее найти…
— Я не знаю!.. Если бы знал, я сказал бы!
— Назови, с кем ездил за ней.
— Я только клички знаю …
— Может, этого хватит.
На этот раз машина остановилась перед подъездом Олега. В его квартире Арвид — на всякий случай — оставил того всезнайку, приняв необходимые меры предосторожности. Через три минуты вынужденный квартирант перекочевал в машину, и сидел сзади, прикрепленный наручниками к ручке дверцы.
Ни одного из нужных Арвиду людей в эту ночь не было дома.
Он бессмысленно метался по городу, не желая понять, принять, смириться с чудовищностью происходящего: Ксеня была в руках негодяев, ненужная свидетельница, чья жизнь в их глазах не стоила ничего. И все его усилия были лишь бесполезной тратой драгоценного времени… Светало, когда Арвид вынужден был признать, что бессилен сейчас что-либо сделать. Квартира Олега снова стала тюрьмой.
— Молитесь, чтобы я нашел ее живой, — мрачно предупредил Арвид
Дача… Что-то подсказывало, что речь шла именно о даче Баранова. Но сам он, как будто, не имел отношения к похищению — весь вчерашний вечер, в разгар этих событий, он был на глазах Арвида.
Арвид снова сел в машину и вдруг… сломался от полоснувшей внутри боли, навалился грудью на руль: «Олег, братишка… прости… Отпусти меня сейчас… Отпусти к ней… Я должен успеть…» Что успеть? Арвид боялся думать. Уже пол суток Ксеня была в их распоряжении. Для нее это время растянулось в бесконечность. Минуты две он лежал, прижимаясь щекой у холодной твердой пластмассе, ему было так плохо, что боялся потерять сознание. Усилием воли Арвид заставил себя собраться. В голове прояснялось, боль уходила. Он откинулся на спинку сиденья, повернул ключ зажигания.
Три машины подъехали к даче почти одновременно. Хозяин гостеприимно вышел навстречу, увел гостей в дом. Один приехал с водителем. Теперь молодой парень расположился шагах в десяти от ворот в шезлонге, грелся в уже теплых солнечных лучах.
— Эй, друг, — позвал Арвид. — Хозяин дома?
Тот лениво повернул голову.
— Чего тебе?
— Мне хозяин нужен.
— Позвать, что ли?
— Да мне передать только, — он помахал пакетом.
Парень лениво поднялся, потянулся, пошел к воротам.
— Ну, чего там?
Арвид рванул его за рубаху, ударил лицом о решетку ворот. Одновременно пакет упал на землю, за ним скрывался пистолет — ствол ткнулся в живот. Тот заворочал головой, по-рыбьи открыл рот.
— Хочешь пулю в кишки? — предупредил его намерения Арвид. — Открывай!
— Веди к дому, — распорядился он, прикрывая за собой ворота. — Про глупости всякие забудь.
— Ты меня не убьешь?
Арвид ткнул пистолетом в ребро.
— Не торгуйся, не на базаре.
Они уже поднимались на крыльцо веранды.
— Не стреляй, а?
Арвид жестко ударил его ребром ладони по шее, позвонки хрупнули, и тело начало падать вперед. Арвид подхватил, тихо уложил на пол.
В недоброе время и в нехорошем месте он оказался на пути Арвида. И с мгновения их встречи он перестал быть человеком. С мгновения, когда Арвид окликнул его и увидел оценивающий взгляд. Он знал такие глаза — изнутри знал. Арвид убрал его с дороги и забыл о нем — не о человеке забыл, о звере-людоеде.
Бесшумно проскользнул в дом. Хозяин и гости расположились в большой гостиной. Опасности не чувствовали, попивали коньячок, ели фрукты, курили, смотрели телевизор, обмениваясь репликами. Несколько секунд Арвиду надо было для того, чтобы определить, кто есть кто, и оценить. В любой компании легко можно определить гостей и хозяев. Об этом говорят позы и поведение людей, но более всего — мельчайшие детали: как кладет руки, как ставит чашку на стол, как берет еду…
Однако на этот раз Арвиду потребовалось еще некоторое время, чтобы разгадать шараду — двое здесь играли роли: один хозяина дома, другой — гостя, не являясь таковыми на самом деле. Потом шагнул в комнату. «Хозяин» вопросительно улыбнулся, мельком глянув на «гостя» и не тронулся с места. Один из приезжих, помоложе, сунул руку за борт спортивной куртки.
Арвид поднял пистолет, шевельнул стволом:
— Руки!
«Гость» вдруг начал бледнеть, и взгляд его пошел по какой-то странной траектории: он вроде бы смотрел на Арвида, но одновременно его неудержимо тянуло глянуть мимо. Арвид коротко обернулся и глянул туда же, на экран телевизора.
Лицо его переменилось настолько, что кто-то вдруг громко икнул. Арвид повел глазами по их лицам — показалось, что они плывут, то приближаются, то уходят, расплываются. Об одно зацепился — оно только что мелькнуло на экране.
— Паскуды… — протолкнул он.
И трижды выстрелил, последний — в экран телевизора. Двое, в том числе «хозяин» дома, свалились на пол, зажимая руками низ живота, высокий визг сверлил уши. Обернулся к третьему, к тому, с экрана — сидя в кресле, он не шелохнулся все это время. Лишь не сводил с Арвида помертвелых глаз — должно быть, все происходящее казалось ему жутким сном, с такой нереальной стремительность менялось все вокруг него. Арвид выдернул из кармана куртки наручники и защелкнул на руке, лежащей на широком подлокотнике, дернул вверх. Парень заторможено смотрел на него.
— Вставай, мать твою! — незнакомым хриплым голосом приказал Арвид и воткнул ему в бок ствол пистолета так, что парень вскрикнул и перекособоченно стал выцарапываться из кресла. Арвид пристегнул его к батарее парового отопления и повернулся к последнему из четверых, к «гостю» оцепеневшему посередине комнаты.
— Со встречей, Босс.
Тот мелко попятился. Арвид ни в чем не сомневался. Хватило и того, что этот, четвертый, сразу понял смысл происходящего, связал Ксению с ним. Он один из квартета все знал, все понял и понял, чем страшен этот нежданный визит.
Бишин сипло выговорил:
— Не надо…
А Арвид будто послезвучием услышал вдруг Ксюшин голос, испуганный, беспомощный, повторяющий то же самое… Дико, отчаянно закричав, он наотмашь ударил Бишина рукоятью по лицу. Тот отлетел к стене, рухнул на пол. Арвид молниеносно «связал» его стулом — просунул ножку под локти за спиной и оставил лежать, быстро вышел из гостиной. Он не боялся, что кто-либо из тех двоих на
полу, поможет ему освободиться, — истекая кровью, обезумевшие от боли, они тоже перестали быть людьми.
В доме больше никого не было, хоть в этом ему повезло, потому что живых здесь он оставлять не мог. В гараже Арвид нашел канистры с бензином, вернулся в гостиную — там ничего не переменилось. Взгляд Бишина упал на канистры, и глаза его побелели. Он открыл рот и снова закрыл его: что он мог сказать, чем умолить?
Арвид вытащил кассету из видеомагнитофона, бросил на пол, плеснул на нее из канистры. Полил мебель, стены — Бишин, как загипнотизированный, следил за ним глазами. Когда в канистре не осталось бензина, Арвид подошел к пристегнутому к батарее.
— Лицом к стене! — приказал он, и когда тот повернулся, ударил рукояткой пистолета по затылку.
Парень рухнул на колени и повис, проскрежетав стальным кольцом по трубе отопления. Арвид отстегнул его и защелкнул наручник на второй руке. Потом подошел к Бишину, отшвырнул стул, рывком поставил на ноги.
…Бишин, задыхаясь, волок на себе тело своего приближенного, изо всех сил торопился к выходу впереди Арвида. Он ни разу не оглянулся на гудящее за спиной пламя и крики. В коридоре тянуло газом, — Арвид открыл все конфорки, возвращаясь в гостиную.
Бесчувственное тело он приказал свалить в багажник, Бишина молча толкнул к машине. Сел, завел мотор.
— Куда? — спросил резко, и Бишина будто вдавило в сиденье ледяным взглядом, в котором не было сейчас ничего человеческого: зрачок пистолета и этот взгляд были одно и то же.
— Старые очистные… — невнятно проговорил Вячеслав Дмитриевич, сморщившись от боли в разбитой щеке и зубах.
Давил на газ, а казалось, — машина ползет, как в сонном кошмаре. На часы не смотрел — страшно было смотреть.
Лихорадило. Это было нельзя, но ему не удавалось привести себя к норме. Слишком он любил эту женщину… Слишком ненавидел человека, что сидел рядом… Слишком жестокий удар пропустил — не продохнуть. Слишком страшными были мелькнувшие кадры… Много было этого «слишком», за пределом всех пределов… Внутри — мертво, пусто, только боль…
Арвид стискивал челюсти, потому что в горле стоял крик. Он хотел материться, плакать, кричать, что не может он больше терять! И если он проклят, то причем люди, которые рядом, дорогие, необходимые, как жизнь люди?! «Ты, сволочь!!! Прекрати!!! — неизвестно кому орал Арвид — судьбе, жизни своей, самому Богу? — Почему ты отнимаешь у меня их всех?! Не ее, слышишь?!
Арвид мотнул головой — бредит он что ли? На этот раз он не смеет опоздать. И обязан скрутить себя… чтобы не пропустить еще одного удара, от которого уже не опомнишься. Руки должны быть твердыми, голова — холодной, знать — одно: как можно скорее вырвать Ксению у этих сволочей. Все остальное — потом.
— Остановись у телефона… — вдруг проговорил Бишин. — Я должен распорядиться… Иначе нас не пропустят…
Старые очистные сооружения находились за городом и уже не функционировали. После сдачи новой очистной станции поначалу машины еще время от времени включались, чтобы немного снять нагрузку с нее, пока станция не заработала в полную силу. Тогда в отстойники закачивали сточную воду, и она долго стояла там, покрытая зеленой пленкой ряски. Но механизмы, давно пережившие отпущенный им срок, дряхлели, ломались. С них поснимали все, что еще могло сгодиться, и забыли про них.
Распахнутая створка ворот, ржавая, сваренная из уголка и металлического прута, вросла в землю. Разбитые стекла в окнах, покореженные конструкции, какие-то железяки, разбитые электрические моторы посреди двора — все производило впечатление запустения и безлюдности.
Арвид вышел, распахнул дверку со стороны Бишина. Тот, постанывая, вылез. Арвид молча ткнул пистолетом ему в бок.
Бишин привел его к главному корпусу станции, внешне мало чем отличающемуся от остальных. Едва заскрипела дверь, пропуская их во внутрь, в сумрак, пропахших пылью и ржавчиной, — из боковой комнаты в коридор вышел плечистый молодой мужчина, глянул вопросительно, но тут же улыбнулся широко:
— А, Фредди! Мне только что позвонили, шустрый ты мужик.
— Заткнись! — оборвал его Фредди, и улыбка слиняла с физиономии сторожа, оно стало каменным.
Молча он подал ключ, скользнул взглядом по Арвиду. Видно было, что примечена и рука в кармане куртки, и то, что держался Арвид на полшага сзади Фредди, и вроде, не особенно понравилось это приметливому стражу — в глазах его мелькнуло было сомнение, но, обида пересилила, и он вернулся на свой пост.
Они оказались в машинном зале. Лампы дневного света, тусклые от пыли, все же функционировали. Раньше зал был наполнен гулом работающих моторов, сейчас стояла тишина. Лишь под высоким потолком умиротворенно гурлыкали голуби.
Бишин остановился перед металлической дверью, глянул на Арвида.
— Послушай… не торопись с окончательным решением… Я пригодиться могу…
«Неужели он не понимает, что уже мертвый?» — подумал Арвид, и его неожиданно передернуло — от омерзения: неужели он допускает, что можно пойти на сделку с человеком, погубившим твоего брата, надругавшимся над любимой женщиной…
Линялые глаза стали еще светлее, когда искательный взгляд Бишина встретился с глазами Арвида. Он мелко засуетился, неловко сунул ключ в замочную скважину.
…Возвращаясь из болезненного забытья, Ксеня не сразу поняла, что металлический звук, — это поворот ключа в замке. Глаза ее, устремленные к двери, широко раскрылись, она попыталась сжаться, как будто хотела стать незаметной, вовсе исчезнуть. Дверь открылась, и вошли двое. Их темные силуэты дрожали, плыли…
Арвид громко сглотнул. Ударили по глазам руки ее, притянутые к спинке кровати… Не отдавая себе отчета в том, что делает, он повернулся к Бишину и несколько раз выстрелил. Потом перешагнул через него, живого еще, задвинул массивный засов.
— …Ксюша… девочка моя… это я, Арвид… Все кончилось, родная… Все, все кончилось… — кровь пульсировала в висках, ударяла в уши, он и сам не слышал себя.
Оглушали ее огромные, обведенные синим глаза… Опухшие губы…
— Ты слышишь меня, Ксюшенька?.. — Он осторожно снял бечевку с растертых до крови запястий. — Девочка… — лучше бы она кричала, билась в истерике, только не этот немой крик в остановившихся глазах… — Мы сейчас уйдем отсюда…
Он оглянулся. Выстрелы, конечно, услышали, и через зал ему Ксению не вынести. Двери, обитые стальными листами, сдержат желающих ворваться сюда. Но как им самим отсюда выбраться?
Просторная комната была оборудована под киностудию: на подставках стояли фото— и киноаппараты, к софитам, установленным на штативах, змеились по полу черные кабели. Стены были закрыты драпировками. Арвид сдернул их одну за другой и нашел, что искал: след окна, которое здесь раньше было. Теперь оно оказалось заложено кирпичом, но Арвид, приглядевшись к кладке, почувствовал облегчение. Каменщики не озаботились особой прочностью, и оконный проем заделали, а лишь бы как, поскорее — кирпич клали на ребро.
Арвид ударил ногой один раз, другой — и кирпич подался. Потом вывалился целый кусок кладки, пробоина быстро расширялась. Арвид осторожно выглянул — никого. Он вернулся к Ксюше, взял ее на руки, она безвольно, как не живая, уронила голову ему на плечо.
За дверью послышалась возня, потом в нее чем-то ударили. Арвид надеялся, что охранники — если здесь есть кто-то еще, кроме того, обидчивого, — собрались по ту сторону двери, у них было для этого время, и едва ли им придет в голову, что он воспользуется таким выходом — сквозь глухую стену.
Он выбрался наружу, там его никто не ждал.
Арвид внес ее домой, отпустил. Глаза ее были закрыты. Он взял ее за плечи чуть встряхнул.
— Ксюша… очнись…
Голова ее мотнулась, но глаза она приоткрыла. Затуманенный взгляд бессмысленно скользнул по нему, мимо… Но предметы знакомой обстановки разбудили сознание, и в глазах появилось выражение узнавания. Глаза метнулись назад, к нему.
— Арвид, — стоном вырвалось у нее. — Олега они … они…
— Я знаю, Ксюшенька… Знаю все… Не надо…
— Это я…
— Нет.
— Ты ничего не знаешь! — закричала она вдруг со злостью. — Это я убила его!
— Не смей так думать. Это неправда. Ты только мучаешь себя.
Она замотала головой, отталкивая его, пытаясь освободиться от его рук… Потом закрыла лицо. Она плакала бессильно и безутешно, и никакие слова помочь сейчас не могли, от них ей стало бы только хуже. Это были слезы отчаяния и боли, они не приносили облегчения, только отнимали последние силы. Ноги не держали ее, Арвид поднял ее на руки и понес в ванную.
Она все же пыталась слабо сопротивляться когда Арвид раздевал ее, но сил хватило только на недавнюю вспышку злости.
Арвид выбросил в мусорное ведро растерзанную одежду, туда же полетела его рубашка, и, прижимая Ксению к себе, он встал под душ.
Впервые мог прикоснуться к ней наяву, прижать, и почувствовать нежную бархатистость кожи, вдохнуть аромат ее тела… Но Боже, Боже! Ни в каком сне ему не приснилось, что это будет вот так, и все другие чувства растворятся в безмерной пронзительной жалости, и единственным его желанием будет — помочь ей, что-то для нее сделать. И одновременно — отчаяние беспомощности. Арвиду казалось, что его руки грубы, неловки, причиняют ей боль. Ксения была подобна хрупкому мотыльку со сломанными, безжалостно измятыми крылышками. И как исцелить ее крылышки, если
каждое прикосновение ранит их еще больше. Что он мог сделать, кроме как отдать ей свою нежность? И он никогда еще не был так осторожен и бережен.
Прохладная вода немного привела ее в чувство, но от слабости она зябко задрожала, бессознательно теснее прижалась к Арвиду, согреваясь о его тело, уронила голову ему на грудь. Арвид гладил ее волосы, укрывал ладонями плечи, желая отдать все свое тепло.
Потом ванна наполнилась теплой водой, и Ксения лежала с закрытыми глазами в полузабытье, прижимаясь щекой к прохладной эмали. Она безропотно позволила Арвиду тщательно вымыть ее. Казалось, что комок в горле не может быть еще горше и удушливее — но он понял, что ошибается, обнаружив точечные следы уколов на сгибе локтя. Ей что-то кололи, Ксения и сейчас еще была под воздействием какого-то препарата…
Потом Арвид завернул ее в большую махровую простыню, уложил в кровать. Ксюша сразу уснула, а может, — впала в забытье. Арвид несколько секунд всматривался в ее лицо, слушал дыхание. Дольше он не позволил себе оставаться с ней рядом, переоделся в сухое и вышел.
…Когда он открыл багажник, человек удушливо захрипел, задергался, пытаясь сильнее изогнуться назад. Арвид коротко провел лезвием ножа по веревке, натянутой между его шеей и ногами, которые тот старался держать как можно ближе к голове, что уже плохо удавалось. Он мучительно заперхал, завертел головой, пытаясь высвободить шею из затянувшейся петли. Арвид одним движением освободил веревку, за шиворот выдернул мужчину из багажника. Тот закричал — от испуга ли, от боли в застывших в неестественном положении мышцах ли — Арвид с силой ударил его по лицу тыльной стороной ладони, и он поперхнулся криком. Стоять он не мог — ноги не держали, и Арвид проволок его до двери, толкнул в салон, сел за руль.
— Адрес.
— Какой? — сипло, не понимая, спросил тот.
Арвид всем телом повернулся к своему «пассажиру»:
— Адрес?!
Парень подался от него, пытаясь подальше отодвинуться, забормотал торопливо:
— Щас… Эта… Кто с ней?.. Еще?..
У Арвида к горлу вдруг подкатилась тошнота. Никогда в жизни он не испытывал такого чувства брезгливости, как сейчас. Арвиду показалось, что если он прикоснется к этому существу, его стошнит. Он разжал кулак, устало вытолкнул:
— Говори.
…Арвида не было около трех часов. Вернувшись, он не зашел к Ксении, только приоткрыл двери, прислушался к ее дыханию. Прошел в ванную, снял с себя все и сложил в большой пластиковый мешок. Туда же вытряхнул одежду из мусорного ведра. Потом встал под душ, расслабил все мышцы и внезапно понял, как он устал. Несколько последних часов все в нем было напряжено до звона, до боли, так начинают болеть челюсти от непрестанно стиснутых зубов. И теперь, когда усилием воли он заставил себя сбросить это напряжение, навалилась смертельная усталость. Арвиду вдруг захотелось заплакать, зажгло глаза. Но если слезы и были, то они мешались с потоками воды. Он до красна растер тело мочалкой, потом включил душ на полную силу. Облачившись во все свежее, он почувствовал себя чуточку лучше.
Остаток ночи он провел в кресле, рядом с Ксенией. Смотрел в ее лицо, — в слабом свете ночной лампы оно выглядело еще бледнее, тоньше и беззащитнее, и старался не думать о событиях прошедшего дня. Но завтрашний день обещал быть не легче. Он боялся новых слез Ксени, ее бессмысленного самоистязания, чувства вины. Ее состояние его тревожило. Даже сейчас, у спящей, лицо ее не стало спокойным: чуть приподнятые брови, морщинка между ними, опущенные уголки губ — все это было едва приметно, но сердце Арвида щемило от застывшего на ее лице вопроса: за что?
Арвид уходил не потому, что ему было тягостно дома. Хотя, конечно, дышалось там не полной грудью. Так всегда, если в семье несчастье или кто-то серьезно болен. Но в обузу ему это не было — само существование Ксении искупало все тяготы. Он легко прощал ей недобрые, злые слова, оскорбления, обиды — это был ее способ защиты от жестокости мира. Все это было направлено не на него. Просто он был ближе всех, представителем этого самого мира, а больше-то рядом никого и не было — не свекра же хлестать словами наотмашь. Арвид добровольно взял на себя роль «громоотвода», даже радовался — пусть в него бьет, пусть освобождается Ксения от зла, пропитавшего ее насквозь. Пусть поскорее выплеснет всю черноту, которая уродует душу ее.
…Он уходил, когда чувствовал, что Ксюше лучше побыть одной.
Ему нравилось просто ходить по улицам. В этом городе он не был целую вечность, целую жизнь. Теперь приятно было узнавать давно знакомые места, дома, скверы. Со многими были связаны воспоминания. Одновременно, он будто знакомился с городом заново — дома стали другими: постарели или наоборот, помолодели, заново отремонтированные или перестроенные; подросли, заматерели деревья, а некоторых «стариков» Арвид не нашел; и улицы как будто стали уже с тех пор, когда они бегали по ним вдвоем… Олежке по ним больше не ходить… Порой ему не хватало сил не поддаться этим горьким мыслям, на сердце становилось тяжело. Тогда он торопился вернуться домой, в тепло, напитанное запахом любимой женщины, в наполненную ее дыханием тишину…
Неожиданный запах коснулся Арвида, отвлек от невеселых мыслей, и Арвид поискал глазами, определяя его источник. Оказалось, мимо только что прошла женщина с сумкой, а в сумке блестели красными боками огромные яблоки. Вроде бы что — ну, яблоки зимой. Так сейчас ничем не удивишь — рынок. Но эти были какими-то особенными, сияли ликующе и празднично. Было в них что-то, что притягивало взгляд. Может, выросли они у доброго человека?
Ксения услышала шаги за окном, и одернула свой порыв — встать, выйти на встречу.
— Ксюша, это я! — сообщил он из прихожей.
Она не ответила, сидела, положив голову на прямые, вытянутые на столе руки. Слушала, как он ходит по кухне, делает что-то.
— Ксюша, ужинать! — позвал он через некоторое время.
— Я уже ела, — негромко, медленно ответила она.
Ксеня не пошевелилась, когда Арвид вошел к ней. Подняла голову, лишь когда он поставил на стол перед ней большое блюдо с красными яблоками. Наградой ему были потеплевшие ее глаза. Она улыбнулась глазами, не ему — этим жизнеутверждающим плодам. Ксения протянула руку и погладила пальцами блестящий бок. Потом взяла одно, закрыв глаза, вдохнула его аромат и морозную свежесть.
Арвид взял ее за руку:
— Идем есть, врушка.
— Ешь один. Я не хочу, — не глядя на него, равнодушно сказала Ксеня.
— Это не пойдет. Ты совсем перестала есть.
— Не перестала.
— Я приведу к тебе врача.
Она резко встала:
— А может сразу в психушку?!
— Ну перестань, Ксюш, — тихо проговорил Арвид. — Посиди просто со мной. Яблоко съешь.
— Оно холодное.
— А я в ладонях согрею.
Ксения почувствовала вдруг, как зажгло глаза, и поспешно шагнула вперед.
Она быстро съела что-то, не почувствовав вкуса.
— Хочешь чаю? О! Отец ведь тебе конфеты принес! Любимые, — «Былина». Будешь с чаем?
— Потом, — Ксения встала чуть поспешнее, чем надо. Пошла к себе, приостановилась: — Спасибо за яблоки.
Положив голову на руки, смотрела на них, краснобокие, запотевшие с холода. По носу медленно пробиралась слезинка. Ей и вправду нужен психиатр, Ксеня это знала — вместо нервов у нее теперь до звона, до стона натянутые струны. Но сейчас ни к какому врачу она не пойдет, потому что это может обнадежить Арвида и, следовательно, затянет ее пребывание здесь. Прежде всего, ей надо расстаться с ним, тогда, может быть, и врач не понадобится.
К доктору он ее уже водил однажды, хотя тот визит Ксеня припоминала с трудом, отдельными фрагментами. Вот что было после, она помнит. И ей долго было стыдно… Пока не убедила себя, что все правильно, все хорошо…
Это было первое, что сделал Арвид сразу после похорон Олега — нашел хорошего врача для Ксении. Начинал тот с частной практики, но очень скоро развернул ее в небольшой Центр, который теперь заслуженно пользовался известностью. Сюда могли обратиться — в том числе — и женщины, пострадавшие от насилия. Они получали комплексное обследование, разносторонние консультации, психологическую, медицинскую помощь — и бережное, тактичное отношение персонала.
Арвид предупредил Ксению, куда они идут. И она пошла с ним без возражений, безучастная и равнодушная. Но слов его толи не поняла, толи не услышала. В те дни все существовало где-то помимо нее. Оглушенная, потрясенная, израненная осколками вдребезги разбитого мира, она слышала голоса людей, но они были столь далекими, что она даже не сразу понимала, к ней ли обращаются.
Даже похороны Олега прошли, как в тумане. Порой она будто выпадала из реальности, приходила в себя от острого запаха нашатыря. Рядом с ней постоянно была женщина из поликлиники, часто делала ей уколы. Эти уколы помогли Ксении пережить те дни. Но полупарализованные чувства и горе воспринимали ополовиненным, и приглушали боль. Самым острым ее чувством тогда было желание, чтобы ушли все эти люди, и она смогла бы, наконец, укрыться от их глаз, слов… Помнилось постоянное присутствие Арвида, его обеспокоенный пристальный взгляд. Ксении отчего-то было мучительно его присутствие. Она пыталась сосредоточиться, чтобы понять — отчего? Но мысли об этом, как и обо всем прочем, были неясными, не конкретными, ускользали и невозможно было ухватить их…
Когда в приемной к ней подошла медсестра, пригласила за собой, тогда впервые в глазах Ксении появилось ясное, осмысленное выражение — она остро и коротко глянула на Арвида, отвернулась, пошла за девушкой. Всю обратную дорогу Ксения молчала, взгляд ее был отсутствующим. Но едва они вошли в квартиру, она обернулась столь неожиданно резко, что Арвида будто в грудь толкнули: глаза ее пылали
ненавистью.
— Как ты посмел?! — шагнула она к нему. — Вылечить меня решил?! От Олеговой смерти вылечить? От памяти об этих ублюдках?! Ты спросил меня — я хочу вылечиться? Хочу забыть, что из-за меня его больше нет? Ты… Ты… Не смей! Ты уже все сделал — что еще? Уезжай! Уезжай! Мне ты не нужен! Мне никто не нужен! Убирайся отсюда!
Она выкрикивала слова с ненавистью, будто выплевывала ему в лицо. Мокрые щеки ее горели. Она уже не контролировала себя и не могла остановиться. Ее нервы уже не выдерживали столь чудовищного напряжения: после тех бессильных, полубессознательных слез, когда Арвид привез ее домой, она больше ни разу не заплакала. Даже у могилы Олега ее глаза оставались сухими, с болезненным лихорадочным блеском. А теперь, когда она надеялась, что в тишине и покое начнет понемногу обретать себя, слезами истечет тяжесть с сердца — случился этот визит к доктору. И как бы не был он необходим, как не были деликатны вопросы к ней — этот стресс переполнил чашу боли, она выплеснулась через край.
Арвид взял ее плечи, повернул к себе. Ксения обмерла, сжалась… В глазах метнулся ужас… Он обнял ее, желая укрыть от всех ужасов, прижал к себе. Но она вдруг тонко вскрикнула и судорожно, конвульсивно забилась. И вдруг повисла у него на руках — сознание оставило ее.
Подхватив ее, Арвид растеряно заметался, прижимая Ксеню к себе и одновременно пытаясь привести ее чувство. Потом опустил на диван, бросился к телефону, торопливо набрал номер врача, от которого они только что вернулись.
— Вам понадобится еще много терпения и такта. Против ее воли не идите, не возражайте ей явно, — сказал доктор. — Лекарство, что я вам дал, можете незаметно в пищу добавлять. Обморока не пугайтесь, это защита организма от нервного срыва. Но спровоцировали его вы. Я ведь предупредил вас — страх тела. Она физически не может иметь близость с мужчиной.
— Но я только…
— Да понимаю я. А вы ее поймите, сейчас против нее столько… Даже собственное тело. Она будет пытаться справиться с ним, но этот страх разуму не подчиняется, он из подсознания идет. Если эта женщина что-то значит для вас, будьте бережны. А не уверены в себе — оставьте. Это я искренне говорю, без всякого осуждения.
— Для меня здесь альтернативы нет, доктор.
— В таком случае, дай вам Бог терпения. Скоро она придет в себе, постарайтесь незаметно дать две таблетки из флакона, ей станет легче. Но лекарством не злоупотребляйте, оно сильное очень.
— Доктор… она действительно может возненавидеть меня?
— Ну что вы хотите от меня услышать? Будьте готовы и к этому. Сейчас муж остался для нее единственным светлым образом. Возможно, у нее ненависть к мужчинам вообще. А вы сейчас — представитель ненавистного племени. Может быть, с женщиной ей было бы легче. Но, с другой стороны, чувство ненависти к вам, единственное по-настоящему сильное чувство, которое заставит ее оставаться на плаву, в этой жизни, а не погрузиться в себя окончательно. Ксения — сильная личность, но как раз сила ее характера ей помешает. Она захочет справиться со своей бедой сама, найти резервы внутри… Но внутри она разрушена, ей необходимо опереться на кого-то, довериться, переложить часть своей боли. Звоните мне. Мы вместе постараемся ей помочь. Но время — сей фактор от нас не зависит, его не ускорить.
…Когда Ксения после обморока пришла в себя и открыла глаза, она увидела Арвида. Лицо ее стало холодным и отчужденным, она медленно отвернулась.
— Ксюша, а я бульон тебе сварил. Он из кубиков, правда, но вкусный.
— Я не хочу, — коротко обронила она.
— Выпей. Пожалуйста. Тебе нужно.
Она резко села, полоснула его глазами:
— Я сказала тебе! — протолкнула сквозь зубы.
Он протянул к ней бокал. Ксеня ударила по нему, бульон выплеснулся Арвиду на руку, несколько капель попало ей на колени, она вздрогнула, — они были обжигающе горячими. Она застонала, сжалась, закрыла лицо руками. Плечи ее вздрогнули, она снова застонала от невыносимого страдания, сжигающего ее душу, и тихо заплакала.
Арвида впервые тогда пронзило мучительное чувство беспомощности — он, такой сильный, уверенный в себе, способный выжить в самых суровых условия, сейчас был бессилен перед горем этой женщиной. И со всеми своими способностями и умениями не мог сделать ничего, чтобы распрямить ее согнутую горем спину, осушить тихие, но такие горькие слезы… Потом это чувство беспомощности повторится ни раз.
Когда она опустила руки и прерывисто длинно вздохнула, Арвид молча принес второй бокал. Она посмотрела на него беспомощно.
— Тебе легче одной? — спросил Арвид.
— Да, — опустошенно проговорила она.
— Выпей, и я не буду мелькать у тебя перед глазами.
Она покорно протянула руку, и взгляд ее скользнул по покрасневшей руке Арвида — по лицу пробежала гримаса страдания.
…Потом Ксении было стыдно. Но не настолько, чтобы стыд этот преодолел ее апатию и опустошенность. Ей настолько все стало безразлично, что не имело значения, как о ней будет думать Арвид. То, что случилось по ее вине, было в сто тысяч раз хуже, остальное — мелочи. Все — мелочь и бессмыслица. То, что совсем недавно было так значимо, велико, прочно, заполняло собою всю ее жизнь и было самой жизнью, на самом деле оказалось столь хрупким. Вдруг так внезапно она потеряла все. А то малое, что осталось — тоже потеряло смысл: думать, надеяться, наполнять страстями, бороться… зачем? Чтобы все могло рухнуть в любое из следующих мгновений? Бессмысленно. Чем меньше имеешь, тем легче руины.
Когда Арвид предложил уехать опять в «Приют», она только безразлично кивнула. Уже потом, в горах, она поняла, что ошиблась. Надо было сразу остаться одной, без него… Ксюша не знала, что ее «согласие» Арвид подготовил.